© А.Шабашов, К.Шабашов
"КАЖДЫЙ УХОДЯЩИЙ ДЕНЬ - ЭТО ИСТОРИЯ"
Интервью с Николаем Почковым 13 августа 2001
- Предисловие
- Кому-же как не нам! Это дело наше святое
- Ну что про себя рассказывать?
- Нас всю жизнь никто не спрашивал
- Чем глубже в пруд, тем больше историй
- От создания колхоза до приезда Погребинского
- Эх, сколько у нас хороших мужиков-то было
Нас всю жизнь никто не спрашивал
"Ну ты хоть вспомни, куда колхозное добро-то пропало?" – встрепенулся мой отец, т.к. поиски причин и виноватых в развале хозяйства уже давно не давали ему покоя и порой напоминали мне Шекспира – "Быть или не быть…?”
Николай относился к этому вопросу философски: "Эх, крайнего не найдешь, зря ищите.."
"Тут сперва ликвидировали наш колхоз – свели с Криушей, я тогда в армии был, только вернулся, а он уже сместеный… А после до 1962 года и в совхоз нас ухнули, все колхозы всквозь по железную дорогу – укрупнили значит… и Ломовский значит и Мотовиловский… Ну месяца три повоззжались, видят ничего путного не получается тогда Ломовку отделили, а уж мы в Мотовиловском остались. Тогда в него и Волчиха входила и Вторусское с Криушей.
А все хозяйство в совхоз ушло, специализацией это называлось. У нас на селе только свиноферма осталась – свиньи да овцы, а коровы все в Криуше, лошади по домам…
А потом все продали, да съели и специализация закончилась!"
"Ну а вас депутатов-то спрашивали, советовались?" – не унимался отец.
"Ты что забыл!? Да кто это будет спрашивать? Кто власть?" - горячился Николай, - "Это сейчас голову поднимают, а тогда болтни только языком…"
"Так сейчас-то мы чьи будем? Куда село относится, кому принадлежит?" – отец настойчиво продолжал свой поиск главного виновника развала.
"Да ни кому, ни кому мы теперь не нужны!" – подвел филосовскую черту Николай.
"Как же никому? А подсобное хозяйство? Земли-то горьковскому "Теплообменнику" в откуп отдали; говорят ихний управляющий и клуб-то наш хотел разрезать и вывезти? А ведь не строил его, а туда же вывозить! А волчихинская администрация куда глядела?" - снова засыпал вопросами друга мой отец.
"А что волчихинская администрация… Разве им до нас дело есть? Все видели, да отдали земли под подсобное хозяйство заводу – им нужней! Как совхоз Мотовиловский от нас избавился, так и вообще управы не стало. Да и вообще нас всю жизнь никто не спрашивал!" - подытожил Николай.
Первопричина была по всей видимости найдена и друзья немного успокоились.
"Вот я и говорю.." – начал отец, -"это народ у нас смирный. Вот возьми крутовских мужиков – они б не отдали! А у нас и мужиков-то после войны не осталось… и народ такой смирный… на него сядут, а он еще ниже пригнется… А в Крутом-то соберут сход, возьмут вилы да грабли и гонят чужаков! Нет, смирнее Рождественского Майдана и нету села в округе..."
"Ну да ладно, а сам-то чем жив?" - снова переводя разговор в другое русло, интересуется батя у Николая.
"Как жив… хвалиться нечем…Вот, Николай Павлович прежде говоривал – плохо-то, плохо, а если покаяться – еще хуже будет!" - выкручивается Николай.
"Вот и мама наша тоже говорила" – продолжает отец, -"тяжело, трудно, а помирать не хочется…"
"Кстати, и про нее тебя расспросить хотели, ты ведь с ней во время войны стадо колхозное пас? Может что припомнишь…"
"Да, было дело…в 43 или 44-м году, телят с фермы пасли, голов 60 было. Я значит и Прасковья Федоровна – один малый, а другой старый значит. Гоняли их в нижний Дальний Вражек…"
"Платили вам или еще как сговорились?" – интересуется подробностями отец.
"Чего платили?" – переспрашивает Николай, - "А по пуду хлеба в месяц давали, тем и кормились.."
"Мать-то у вас одна оставалась, а дома-то едоков много: Катька, Маруська, Колька да Верка, Володьке чай год или два было и все жрать хотят! Вот стадо-то выгоним с утра, она меня значит оставит да бежит им еду стряпать… А я дежурю… А когда вернется, там-то накормит, то и меня домой отпустит. Иной раз оставит меня, а я еще и усну, 12 годков мне тогда было…"
Рассказ явно не клеился и мы решили, не ожидая продолжения, перейти к спору о пруде у церкви.
Чем глубже в пруд, тем больше историй
"Тут вот к тетке заходил" – начал издалека отец, - "так она говорит, что пруд они с бабами во время войны копали. А я же его помню, он и до войны был…"
"Да конечно был" - поддерживает Николай, - "до войны купались и рыбу ловили…"
"Так и я тоже самое говорю…" - в голосе отца чувствуется удовлетворение своей правотой в споре с Кокой, которая гораздо старше его, но вчера, по-видимому, оплошала.
"Я помню, до войны, мы с Костей Шабашовым да Киреевым собрались рыбу ловить" - продолжал отец, чувствуя поддержку в лице собеседника, - "а у амбара колодчик был, он еще с прудом соединялся… тут рядом еще Кукуныч жил да Макариха, сестра дяди Яшина… Ну и решил я сак в колодчике-то промыть – не тащить же его грязный! Я саком шурую, шурую, чувствую тяжело стало – не поднять! Поднатужился, приподнял – а там рыбы… Ну, я осмотрелся – никого, давай Костьку звать, вдвоем еле вытащили сак, а в нем карасей на 3 ведра! Мы тогда и на рыбалку не пошли…"
"А тетка путает…может углубляли они его с бабами во время войны?"
"Это может.." - поддержал Николай, - "и до войны и во время ее все с прудом мучались, утекал он и плотину смывал. И дядька твой Яков тут трубу из дерева мастерил и чего только не делали; чинить приходилось раз в три года, а когда и чаще...Вот когда бетонную трубу-то у плотины поставили, то ее перестало размывать."
"Лет 30 назад уж последний раз ремонтировали, тут мелиораторов селом приглашали, так чистили они пруд и трубы, плотину укрепляли, чтоб рыба не уходила" - закончил мысль Николай.
"Да, в Румстихе тоже после войны Унев плотиной перепрудили – ух рыбы там было!" – мысли отца умчались в далекие послевоенные годы и он продолжал: "Помню ходил я туда, Михаил наш там клубом одно время заведовал… Иди говорит полови, а вместо удочки дает кусок веревки да к ней крючок из проволки. На крючок хлеба насадил, бросил, а вода как забурлит! Сторожа там были, но ребятня все равно из кустов на другом берегу по мешку рыбы натаскать успевала…"
Друзья улыбнулись припоминая свое босоногое детство и на некоторое время замолчали.
"А про захоронения у церкви не слышал?" – решив важный для себя вопрос о возрасте центрального пруда, отец вспомнил о нашем недавнем разговоре про традиционное захоронение священослужителей на прицерковном кладбище.
"Я вот ограду-то помню… была кирпичная, метра полтора высотой; а кладбища или там крестов каких не видел" - продолжал он.
Николай задумался: "Сам не видел, люди рассказывали, что были захоронения…Глину брали да на останки попали… склепы из полубревен да кости. Там видимо попов и дьячков церковных хоронили… А изгородь-то, что вокруг церкви была еще во время колхоза, на столбы для фермы разломали".
"Той, что за роддомом строили?" – поинтересовался батя.
"Да, там свиноферма раньше была, а заведующим был дядя Иван Крайнов" – поддержал Николай.
От создания колхоза до приезда Погребинского
"Мы тут с сыном про историю села все в библиотеках искали, по документам глядели…искали все Рождественский Майдан, а нашли Макрашский! Видно не зря нас все макрасскими называли!…Село-то видно переименовали после пристройки второго престола Рождества Богородицы, а было это в начале XVIII века…" - продолжал отец, увлекая нас с Николаем на 200 лет в прошлое.
"И по всем бумагам значит было на селе два барина-помещика: Курочкин да Смирнов…может и про них слышал?"
"Ну чего я мог слышать? Когда родился их уж не было… " - приуныл Николай, - "но знаю Курочкин тот на хуторе жил, а Смирнов тот на селе и дом имел большой возле конного двора, рядом с Малякиным. Ну, а дальше правление и скотный двор у нас были…"
"Вот про то, как колхоз собирали лучше помню!" - снова оживился Николай.
"А начали организовывать колхоз аккурат в 1931 году; сначала сошлись, а потом опять разбежались… и скот сдали, а потом разбирали. Приезжали к нам с района, агитировали, а у нас и своих агитаторов-активистов полно было: Чигирев да Марюнин Петька, Шабута безногий - Михаил Михайлович.
Сначала и не было ничего, лошадей сдавать – а где держать? Назад давай разбирать, первое время по дворам так и держали… Первый трактор помню; притащили Фарзончик к нам в колхоз в 1935 или чуть позже…"
"А в 1937 году к нам сам Погребинский заезжал!" – глаза Николая заискрились, предвещая длинный рассказ, а сам он гордо приосанился из-за значительности описываемых событий, которые уже стали частью истории села и были известны в разных трактовках в каждом его доме.
"Погребенский был тогда значит начальником НКВД нижегородской губерни" - начал Николай.
"Ехал он в Саров на аэросанях да отказал у него двигатель в Муравьеве, а это в трех километрах отсюда будет…Прибежали к председателю… А Корчагов - дядя Миша был тогда председателем колхоза, ну и на лошадях притащили аэросани к его значит двору. Там их пока чинили Погребенский с людьми все разговаривал да про жизнь выспрашивал; на работу в Горький молодежь приглашал…"
"Так нашу Нюрку к себе забрал, Федора Шабашова и Кольку Самогона, а после вашу Нюрку."
"Кольку-то Самогона помнишь? Уржумов он по отцу…Все песню пел: били меня палками ы-гы, били меня скалками ы-гы, заикался он все и ревел ну как бык.."
"Да нет, с Погребинским не так было…" –защевелился отец, - "по почтовому тракту они ехали, ну через село стали проезжать, а на окраине ворота стояли…ворота-то открыли, но пропеллером за перекладину зацепились да и сломали его!"
"Ну может и так…" – закачал головой Николай, - "Только вот председатель Мишка Корчагов все нервничал, боялся пока они у него в избе сидели… Бубашка Дуня – мать Михаила, больно на язык была болтушка и уж боже спаси при ней какой разговор завести…времена-то жуткие были…" – продолжал он.
"Елизавета, что рядом жила, так вот и попала – годков 20 оттрубила. Тогда как раз Куйбышева убили в Самаре да Кирова отравили в Ленинграде, а к ней на постой монашенка или под видом ее женщина попросилась. А та возьми и скажи – зараз их всех перебьют! А на другой день воронок приехал и не видел ее больше никто! "Без суда и следствия значит, как раз перед войной это было, а угнали ее в Архангельск.. Ну дядя Яша, покойный, все продал и поехал с сыном за ней. Приехали в Архангельск, там ее чуть подержали и в Казахстан… "
"Только тут война началась, дядю Яшу на фронт – там и убили. А Николай, сын значит его, на железной дороге работал составителем эшелонов, его позже по несчастью поездом зарезало… И все, нарушилась вся семья…"
