Мосты сожжены - полный вперед! До сих пор не могу разобраться как это нам удалось освоить новые дисциплины, как пользоваться незнакомым математическим аппаратом. Зимнюю сессию Володя сдал на отлично, а я схлопотал одну четверку. Суперцель достигалась за счет мобилизации воли и сил, возникали успех и радость. Радость от достижении цели умножалось обретением новых друзей, от восприятия другой ауры общения! Это надо пережить, пропустить через сердце и душу, угнетаемую крайнем напряжением. Теперь МИМЭСХ воспринимался как добрая патриархальная семья людей, притертых и выведенных на опреде-ленный интеллектуальный уровень.
    В МЭИ - букет оригиналов, неограненных кристаллов. Что ни человек - личность или яркий талант. Если способности - броские, недостатки - продолжение достоинств, очевидные, интересы и пристрастия - от души.

    Давайте нам чудес, поэзии, огня жизни и красок!

"Фрегат Паллада" И.А.Гончаров

    С субботы на воскресенья в общежитие объявлялись туристы и среди них я нашел друзей. Именно в таких походах на Клязьму, на Истру укреплялась жизненная сила, оптимизм и воля, так необходимые во время учебы. Среди туристов было душевно и весело, ценились любые способности и готовность делать добро ближ-нему. Туристское братство не имело аналогов в других видах спорта. Я был принят как равный.
    Помню в октябре, в брезентовой палатке ночевало человек шесть. Во сне, в поисках свежего воздуха, выполз из этого "общежития". Утром проснулся - голова на улице, и вся заиндевела.

    Однажды ночью проснулся от сдавленного вопля.
    - Помогите, помогите!
    Оказалось, что человек во сне, пытаясь согреться, натянул свитер на голову, а согревшись стал вылезать наружу, но головой попал в рукав. Дышать было трудно. Ему снился туннель, где он задыхался. Тут-то и раздался вопль!

    После зимней сессии мы уходим в лыжный поход по Подмосковью. В общежитии мне позвонил незнакомец. Назвался Геной Лукьяньчиковым.
    - Говорят, ты играешь на гитаре?
    - Ну как - играю, бряцаю для себя.
    - Ну хоть умеешь держать гитару в руках?
    - Держу.
    - Этого достаточно, потому, что поют все, и тебя слушать никто не будет. Важно, чтобы гитара была!

    Именно Генка стал душой нашей туристской компании. Она не была замкнутой, и поэтому постоянно появ-лялись новые интересные люди.

    В 1961 году под руководством Володи Корнетова я участвовал в первом водном походе высшей категории сложности - сплавлялся на деревянном плоту по реке Абакану на Алтае.

    В Московском клубе туристов нас отфутболили как несмышленышей. Тогда Володя сделал макет плота один к ста и с ним заявился на маршрутно-квалификационную комиссию. На этот раз состоялся деловой разговор, и нас выпустили с напутствием: "Конечно, вы нахалы и авантюристы, но обучаемы".
    Три недели в тайге Горной Шории и на реке Абакан в безлюдьи - это проходило на пределе физических сил, учитывая отсутствие опыта и скудность снаряжения. Мы не умели ловить рыбу, которой было пропасть под плотом, охота была безуспешной, не было грибов и ягод. Наступала жуткая голодовка. При виде населенного пункта Усть-Матур мы радовались до умопомрачения.

    Героические поступки совершаются в безнадежных ситуациях, следствием голотяпства одних или глупостью других любдей. Наш завхоз, Таня Позднева, перед походом говорила: "Ребята, Владька (это ее муж) такой прожорливый, что мы готовы на питание больше денег внести. Дело было не в деньгах, а в нашей грузо-подьемности. 75 километров от Таштагола до Абакана с 50 килограммовыми рюкзаками - это предел. У перевального озера, идеально круглого, заболел Ян Рацек, славный чех. Нас втроем оставили на три дня с напутствием: если сможете - экономьте на перевале. Если отпустит - идти к "аэродрому Лаптева", если будет плохо - эвакуировать в Таштагол.
    Я пытался охотиться. Жуткое чувство испытываешь, когда идешь по туннелю медвежьей тропы в могучих зарослях на еланях. Медведь может выйти нос к носу, а то и сцапать сзади. И в таком настроении я блуканул так, что стал спускаться с перевального плато в каньон. Был в ковбойке, с двустволкой, двумя жаканами и пятью патронами на рябчиков. Момент истины - я увидел ручей, ниспадающий не в том, куда надо направ-лении, заставил меня остановиться, воззриться на солнце, найти господствующую вершину, убедиться, что солнце сдвинулось по часовой стрелке. Когда стал возвращаться и привязываться к ориентирам - увидел глухаря. На черной голове малиной отливал гребешок и брови. Он захлопал крыльями и упал в траву метрах в 30. Я рванулся было в преследование, но отказался. Я не имею права заблудиться - надо идти к палатке.

    Мы соединились с основной группой на берегу Абакана. Вечером вода могучим потоком, масляно отливая , проходила через горные теснины. В лагере были первые лесины для стапеля и четыря дня мы затратили, чтобы завалить и вытащить на стапель 10 метровые бревна до 60 сантиметров в диаметре. Некоторые лесины при падении ломались и труд пильщиков шел насмарку. Каждое бревно тащили метров на 100-200 к стапелю. Эта работа всех нас по прожорливости сделала Владиками, да только насыщаться было нечем.

    Перед Усть-Матуром Таня готовила смесь номер четыре. Ее секрет она открыла в Москве: в котел на 12 человек засыпалось две кружки плодовоз-ягодного киселя, две кружки муки, банка тушонки (500 грамм) соль, все что можно было найти в тайге - ягоды, грибы, кедровки. Получив сухарь Жора Борзенко говаривал: "То ли съел - то ли потерял". Почти литр этой баланды вливался в желудок и уже через пол часа жидкость можно было сливать. На плоту пришлось корму обозвать клозетом.

    При недостатке опыта вождения махины с 12 душами экипажа любые перекаты воспринимались как серь-езные препятствия, а уж страшный Карбонак ожидали как суд Божий. Накапливался опыт, но убывали силы и мощнее становилась река. Помниться, идем между "домушками" - камнями, едва выступающими над водой. Таня говорит: "Жора, гребани, ведь сядем".
     - Не могу. Нет сил.

    Когда на повороте открылись дома Усть-Матура весь экипаж издал дикий вопль надежды и веры. Вот она экзистенция! Разум выключен. Жизнь поддерживает только вегетационная система организма. Вот где смы-каются духовное и биологические начала человека. Надо ли говорить какие у нас были лица? Лагерь разбили перед поселком, а на закупки отправили Поздневых и Володю Попова, воспитанного в профессорской семье. Рафинированный интеллигент он мужественно переносил непривычные для него испытания.
    В магазине была очередь. При виде наших, изможденных и оголодавших, им предлдожили закупить все что надо. Таня вела себя, как в пещере Аладина, это хлеб - а можно 25 буханок, это песок, это тушенка, это сухое молоко, это рис, это ... Таежники понимающе наблюдали за этой процедурой. Вот в рюкзаки уложен хлеб. И тут Володя говорит: " Таня, мне очень стыдно, но можно я поем хлеба?"
    - Володя, бери и ешь!

    И Володя разодрал буханку пахучего хлеба и непомня себя зарылся в этот разлом, поглащая кусками, не жуя. Еще издали Таня взывала к нам:
    - Ребятушки я вас сейчас кормить буду, у нас есть все, все.

    Мы ей верили как мессии и выполняли все ее указания при готовке еды. Молока было разведено впрок и мы заглатывали чудо-хлеб, запивая молоком. Казалось, насытиться невозможно. И все же, когда открылся доступ к молочной рисовой каше - желудок давал знать о заполнении. Гречку с тушонкой ели через силу, но от крутого, сладкого чая удержаться было невозможно. И вот мы пресытились и расслабились. Каждый из нас был био-реактором для переваривания пищи. Наступило полнейшее подавление мысли, даже дышать и говорить стало тяжело. Мне предстояло утреннее дежурство. Я заполз в палатку и занял места у кола, поперек, а четверо ложились вдоль. Наутро на мне лежало 8 ног и никаких жутких снов и кошмаров. Какие все же возможности у молодого, здорового, организма. По теории голодания такое обжорство смерти подобно, а наша практика это переживала вполне сносно.
    Попав в населенку, забывшие жизнь сытого, белого человека мы познали новую страницу жизни, напол-ненную ожиданием счастья, успехов и героических подвигов. Мы узнали цену себе, команде, и сердечным, человеческим отношениям. Не познавшим это не с чем сравнить глубину горя и взлет радости! До сих пор сочувствую Жоре. В поезде мы ели рыбу и косточка застряла у него в горле. И вот в Москве у начинается опухоль. Врачи не сразу обнаружили косточку, а бедному Жоре пришлось неделю голодать на бульонах.

    Возвращаясь к этому периоду жизни, я еще раз убеждаюсь, что ресурс разумно расходуемого времени - ценность невосполнимая. Я радуюсь, что в ту пору так многое давалось и обреталось. Комсомольские собрания, дежурства в добровольно-народной дружине, лектории в ДК МЭИ, концерты Майи Кристаллинской, Эдиты Пьехи, политические обзоры Алякринского, театр, вечеринки, работа в студенческом конструкторском бюро. Все это требовало душевных сил, ментальной активности, организации, а жить-то приходилось на стипендию. Такой образ жизни, шкала духовных материальных ценностей подготавливали довольствоваться малым в материальных запросах, проще переживать бытовую неустроенность, а ныне переживать накатившую нищету.

    Первого апреля 1960 года состоялось собрание желающих работать в студенческом конструкторском бюро, которое было создано под руководством кандидата технических наук Юрия Кушелева.
    Он внешне напоминал Юрия Визбора, сочетал в себе живость ума, неистребимый юмор и ироничность. Юра обладал счастливым даром о сложном говорить ясно и вразумительно. Его вступительная речь была посвя-щена тому, чем можно заниматься в СКБ. Высказывались идеи одна фантастичнее другой. Казалось, не разы-грывает ли он нас. Мне запомнился этюд о создании робота-экзаменатора, способного формализовать про-цесс контроля знаний и навыков обучающихся. В процессе разговора возникали чертежи блок-схем обсуж-даемых алгоритмов. С технической точки зрения было ясно, можно все сделать, а вот как это будет исполь-зоваться, если произойдет технический сбой, если произойдет умышленная порча, или забивание помехами, как обеспечить надежность этой системы? Предстояло защитить ее от списывания, подсказов, подсказок по радио и других помех.
    Идея роботов с телеуправлением была более привлекательной. Предлагалось разрабатывать систему наведения ракет, технологические разработки для производства полупроводниковых приборов, разрабатывать всевозможные счетчики, регистры памяти, и т.д. Я вошел в группу по созданию устройства для отбора ферритовых колец для блоков памяти ЭВМ. Действующий макет был создан по принципу иглы швейной машины.

    Надо было знать Юру, чтобы представлять его воодушевление, с каким он взялся за создание СКБ! На какой-то момент полет фантазии воспарял над привычным уровнем мышления. Через некоторое время мы переносили и расставляли столы в большой аудитории, потом двери обили железом и появились кодовые замки. На вопрос, зачем все это делается, Отто Державин, заместитель Кушелева сказал: "Чтоб сквозняков не было. Впрочем, спроси-ка у Юры". Юра с серьезным видом сказал: "Чтобы умные люди не видели дурацких занятий".

    Атмосфера творчества воцарилась в этой аудитории. Творческие группы работали над своими темами, проходили обсуждения технических решений, принимались планы, утверждались сметы расходов. Свободное время мы с удовольствием использовали для конструирования, пайки и наладки схем. Возле чайного стола обыкновенно собирались для общения. Вот уж где был разгул юмора, розыгрышей и выяснения кто самый-самый! Толя Буденный, сын знаменитого маршала, был душой компании. Каких только идей он не высказывал! Я помню, как он с серьезным видом сидел за столом и ударял по телефону, пытаясь вызвать абонента без вращения телефонного диска. Так он опробовал идею цифрового набора в телефоне.

    Среди студентов охотно проходили всевозможные пари. Однажды за чаем речь зашла о халве. Припомнили, что некоторые на спор съедали килограмм. Отто спросил:

    - С водой или без?
    - А какая разница?
    - И за какое время?
    - А это важно?
    - Да я килограмм с водой за час съем!
    - А какую, арахисовую, или тахинную?

    Ударили по рукам, если Отто за час съест килограмм тахинной халвы, мы ее оплачиваем. Если нет - он нас угощает. Халва и чай на столе, включаем таймер. Отто методично, беседуя, поглощает псевдошоколад. Он достиг и преодолел рубеж в 800 грамм. Без оптимизма, но и без отвращения проглотил остатки и запил. Успех возвысил его в наших глазах. Мы гордились его способностью трезво оценивать свои возможности, ведь другие срезались на восьмистах граммах. Толя Буденный спросил:

    - Небось на всю жизнь наелся? Больше и на дух не потерпишь?
    - Отчего, через недельку все станет на круги своя.

    Однажды по делам СКБ нас сняли с лекции. Объявлен аврал. Кушелев загадочно улыбается и необычайно взволнован. Ребята, пришло изделие, надо его затащить. Изделие - это деревянный ящик длиной три с половиной метра. Нас было восемь человек, двое на подхвате. Затащили. Закрыли двери. Вскрыли - ракета. Юра сказал:
    - Ее надо научить летать.

    В этом корпусе, в подвале в 1941 году базировался партизанский отряд, в котором была Зоя Космо-демьянская. Владимир Егорович Сосульников рассказывал, что их ребята ходили по ночам, ввязывались в ночные бои с рукопашной схваткой. Из дела обычно приносили трофейное оружие для изучения и овладения. В ноябре, когда стояли жуткие холода, сняли минометный расчет и, в качестве трофея, притащили миномет-малютку. Утром решили посмотреть. Под минометом лужа. Решили узнать в чем дело. Оказалось - в стволе мина. Во время боя ствол раскалялся. Туда попал снег, растаял и замерз. Мину со ствола немцы опустили, а взрывное устройство не сработало. Вот ее в миномете и притащили в подвал. Выводы тогда сделали не-медленно.
    Главный корпус МЭИ был построен после войны, когда директором была жена Молотова В.М. Потом ее посадили в тюрьму, как и жену Всесоюзного старосты М.И.Калинина. Вдовствующий И.В.Сталин круто обхо-дился со своими соратниками, создавая холостяцкую компанию.

    В общежитии на Энергетической улице, в корпусе 10, мы жили вчетвертом, а потом втроем - Николай Клинтух, Миша Блинов и я. Однажды нам подселили второкурсника из Баковки. Чадолюбивые родители исхло-потали для сыночка место в общежитии на время сессии. Парень был славный, но попал под наше влияние. Наша комната была штабквартирой группы и после экзаменов в ней собиралось человек 18, да еще Вадим Цепелев и Сережа Блохин. Радость общения кончалось в полночь, так что наш молодой друг схлопотал переэкзаменовку, но в каникулы честно рассчитался с долгами.
    На фоне всеобщего благополучия я срезался на экзамене по кристаллографии. Курс профессора Петрова я не любил из-за его манеры преподавания. К экзамену я вроде бы подготовился и до самого ответа не сомне-вался в своих знаниях. И когда я начал отвечать, целостное представление распалось, и я заплыл. Ранее такой случай был у меня и в МИМЭСХе у профессора Кульмана по неорганической химии: хотел сдать экзамен досрочно, а срезался. Тогда я пересдал экзамен на отлично. В этот раз я отправился к декану М.М.Гуторову. Он с удивлением прочитал мое заявление и молча подписал направление на пересдачу. На повторном экзамене вытаскиваю тот же билет - номер четырнадцать. Рука экзаменатора заполняла зачетную книжку чтобы по-ставить четверку.

    - Вот же повезло! Опять тот же самый билет!     - Тогда - тройку!
    Тут уж я взвился. Так как у меня троек в зачетке не было, поставили четыре.

    Учеба в МЭИ и жизнь в Москве проходили интересно и активно. После четвертого курса нам "простили" долги по разделам, которые мы должны были сдавать. Кроме этого мы с Володей убедились, что нам ни к чему проходить подготовку по военной кафедре МЭИ (аэродромное обслуживание самолетов), а лучше поработать в СКБ.
    Дипломною практику я проходил в НИИ-35 в лаборатории Н.Горюнова. Немногословный, официально-корректный, въедливо-фильтрующий специальную литературу, он и до сих пор является для меня примером высококлассного специалиста и руководителя. Подчиненные его обожали, даже, любили. Руководителем моего проекта был Костя Доколин, юный кандидат наук, почетный директор МЭИ-фильма. Мне предстояло изучать мультистабильное состояние туннельного диода. Идею взяли из американской статьи. Теоретическое обоснование явления было туманным. Уравнение восьмой степени повергали меня в уныние - никто не мог помочь в их решении. Зато экспериментальные данные впечатляли. Стенд был обеспечен современными приборами, а со склада мне выдавали все, что необходимо. К назначенному сроку дипломный проект был написан, насыщен графиками, фотографиями и сдан на рецензию. Предстояла защита и прощание с инсти-тутом.

    Всеми фибрами души, как бабочка, выползающая из личинки, я чувствовал отрыв, уход из счастливого студенческого состояния. Старался запомнить чувства, настроения того периода. Пошел на вечер русского романса в ДК и, как никогда, проник в его духовную суть. И с той поры полюбил. До сих пор считаю, что петь правильно, как оперные певцы, одно, а петь выразительно-душевно, или самозабвенно, как Сличенко - другое. Есть прелесть в исполнении сестер Бери, Рубашкина, Изабеллы Юрьевой, Сметанникова, но случается исполнители-любители просто очаровывают.

    "Сочинитель, поэт! Как странно... Когда же поэты выходили в люди, в чины? Народ-то все такой щелкопер, ненадежный!"

"Униженные и оскорбленные" Ф.Достоевский

    Диплом обмывали четвертого февраля 1962 года, в день моего рождения и двадцатипятилетия. Собралась Абаканская группа, наша ЭТ-10-56. Сколько было песен, какие тосты! Я уже тогда пробовал писать стихи, но только для себя. Написанное в то время, как и многое другое потерялось в кочевой жизни.

    В мае 1961 года происходило распределение молодых специалистов. Накануне, на субботу-воскресенье, наша компания отправилась на Истринское водохранилище. Вакхическое веселье в обществе симпатичных девушек, катание на лодках, игрища-развлечения. Это было погружением в мир счастья и умиротворение жизнерадостных людей. Запланированная электричка была отменена. Мы, опаздывая, с пылу, с жару, попали на "рассовывание по почтовым ящикам" - на распределение. Меня представили Гаврилову из Дубны.
    Триумфально прошедший по экранам фильм "9 дней одного года" был для меня единственным источником информации о Дубне. Более о ней я ничего не знал. Поговорили о предстоящей работе, о жилье, о зарплате, должности и о том, что есть для души.

    "Моисей сказал: Господи! Пошли другого, кого можешь послать."

Библия. Исход, гл.4 - 13

    Оказалось, что подобное собеседование было проведено и с Клинтухом Николаем, но Коля сказал, что не намерен ходить "в свинцовых трусиках", и предпочел турбинный завод в Калуге. Я принял приглашение из Дубны и вот, после обмывания диплома, двадцатипятилетний студент и молодой специалист получает направ-ление на работу в Старомонетном переулке Москвы.
    По атласу изучил местонахождение Дубны и 8 марта 1962 года качу в Дубну с Савеловского вокзала в купированном вагоне. С общительной попутчицей увлеклись так, что не заметили как миновали Яхрому и Дмитров. Попутчица предложила заглянуть мне в Дубне в Дом культуры.

    В город входил, как в храм. День был рабочий. В 14 часов только отдельные велосипедисты, как тени проносились по улицам. На домах, газонах и тротуарах лежал элегантный, пушистый, подмороженный снег. Временами проблескивало солнце, чтобы высветить холодного свечения сине-зеленые радужные искры. Желтые птенцы-дома, сосны и редкие прохожие - и никаких машин. А какой воздух! Райское место. Вот в таком состоянии я предстал в отделе кадров перед Терехиным Николаем Павловичем, потом перед Сизовой Ниной Александровной. Она стала куда-то звонить. Пришел озабоченный человек из ЛНФ. Сказал, что электронщики, конечно, нужны, но им нужен специалист по приводам. Мне это не показалось интересным. Тогда Нина Александровна позвонила в ЛЯР. Александр Федорович Линев располагал радушием и чем-то напоминал Кушелева. Я стал лаборантом ЛЯР с высшим образованием и окладом в 90 рублей.
    Николай Александрович Михушкин подписал направление в общежитие, на Моховую 6. Вечером появились три обитателя, которые озадачили меня дремучим примитивизмом. Это ложка дегтя была так некстати - испортила праздник души. Наутро на работу. Все внове. Встретился с людьми. Лев Челноков, Володя Субботин, Александр Сухов. Лев показал рабочее место, помог обустроится, дал паяльник (только сначала перемотай), огромное впечатление произвела на меня экскурсия на ускоритель ионов и по каньонам ЛЯРа. Впечатления переполняли через край, но людей по душе еще не встретил. В течение трех месяцев на уикенд уезжал к друзьям в Москву - катались на лыжах, отмечали праздники, играли свадьбы.

    Вскоре мне дали место в общежитии на Жолио-Кюри 13, в комнату 13, а работал в помещении 213 и уверовался, 13 - счастливое число. Здесь я нашел желанных единомышленников - Женю Андреева, Василия Тропина, Николая Пятова и многих славных, замечательных друзей.
    Месяца через два мне позвонила секретарь Флерова Г.Н. и сообщила, что директор назначил мне встречу на 14:00. Я терялся в догадках. О Георгии Николаевиче я наслушался легенд. К чему бы это я ему понадобился? Лев Челноков сказал:
    - Не бери в голову. Он обязательно знакомится с новым сотрудником лично.

    "С самого начала своей работы приучите себя к строгой последовательности в накоплении знаний."

"Послание Х съезду ВЛКСМ" Академик И.П.Павлов

    По нынешнем понятиям кабинет Г.Н. был скромен. Он пригласил к столу и сказал, что хотел бы позна-комиться со мной, молодым специалистом. Это успокоило. В процессе беседы он рассказал об основных направлениях лаборатории, давая понять перспективы для участия в интересующих меня направлениях. Его интересовало где я родился, жил и учился, мои увлечения; какие интересы и планы на будущее. В это время я занимался создания измерителя интенсивности пучка и оформлял первое мое рацпредложение. Я огра-ничился скупым сообщением о работах, которые велись в отделе Линева. Во время беседы были затронуты вопросы об общежитии и зарплате.
    Это встреча подняла настроение и уважение к директору. Сталинский стиль работы с кадрами обязывал руководителя "доходить до каждого", но каждый руководитель был волен делать это по своему. Флеров Георгий Николаевич был внимателен к сотрудникам, знал всех 230 человек в лицо, в общении был прост и демократичен. Он внимательно относился к молодым ученым, инженерам, обеспечивающих проведение экспериментов и изобретателям. С людьми узкого круга из руководителей, о чем мы были наслышены, был резок, а порой по-зволял чудачества. Его научный и политический статус в московских коридорах власти позволял ему "отворять ногой" кабинеты на Ордынке и на Старой площади. Его бронзовый бюст был установлен возле старой гостиницы в Дубне в 1999 году, когда отмечалось 50 летие первой советской атомной бомбы. В августе этого года мы сделали спортивное первопрохождение реки Тавойоки в Карелии и один из четырех порогов Дубненского каскада назвали "Академик Г.Н.Флеров".

    "Он (Дейл Карнеги) считает, что каждый человек может хорошо говорить, когда выходит из себя... Он убежден, что почти каждый человек может достаточно удачно выступить с речами при наличии у него уверенности в себе и идеи, которая страстно его волнует."

Лоуэлл Томас

    В 1942 году рядовой Флеров направил письмо И.В.Сталину о возможности создания атомной бомбы в Германии, что могло изменить ход войны. Там же излагалось возможность создания такого оружия в СССР.
    В 1942 году была создана рабочая группа с большими полномочиями под руководством Курчатова И.В. Ее работу курировал В.М.Молотов. Дело продвигалось медленно, людей и средств нехватало, до той поры, когда куратором атомного проекта не стал Лаврентий Павлович Берия. Теперь во многих публикациях приводится подробности об отдельных эпизодах, с точки зрения ученых, политиков, разведчиков и рядовых исполнителей проекта. Смещение акцентов при изложении точки зрения - субъективное мнение автора, но иногда делаются обобщения, которые направлены на принижение роли советских ученых и специалистов в создании атомного оружия в СССР.

    29 августа 1999 года отмечалось 50-летие со дня испытания первого атомного заряда на Семипалатинском полигоне. В прессе цитировалось высказывание академика Харитона о том, что в Сарове была создана пер-вая атомная бомба по образу и подобию американской. Это не означает, что сделали копию. Для ее создания было создано гигантская структура, включающая геологическую разведку на уран, создание горно-добывающих комбинатов, технологию получения урана и плутония, создание атомных реакторов и аппаратурно-приборной базы. Атомный проект соединил в себе все достижения национальной науки и экономики, технологии поверженной Германии и атомные секреты США, плюс мощь тоталитарной Сталинской системы.

    "И призвал фараон мудрецов и чародеев;
    И эти волхвы Египетские сделали то же своими чарами."

Библия. Исход, гл.7-11

    Георгий Николаевич работал в Сарове и ему, очевидно, было интересно познакомиться со мной, жителем этих мест. Надо заметить, что через мое Глухово по шоссе в Саров уже в 1945 году шло много техники, интенсивно гоняли военные грузовики. Строительство велось стройбатовцами и заключенными, в обстановке суперсекретности. В зоне бабахали взрывы, такие, что за 25 км стекла звенели в окнах. Методом народной стройки прокладывалась железнодорожная ветка от станции Шатки. Я помню как по мобилизационной разнарядке из колхоза направляли на эту стройку мужчин и женщин, конные повозки.
    Вокруг зоны был создан заповедник с жестким режимом охраны. Из окрестных сел молодежь вербовали на работу. Народ охотно покидал колхозы, отправляясь в Саровскую обитель на чистую, высокооплачиваемую работу.
    Летом 1946 года была юбилейная дата Серафима Саровского. Весь июль через Глухово от Арзамаса шли толпы верующих для приложения к святыни. Конечно же это было головной болью у чекистов. Были случаи, когда верующих просили принести святой водицы и землицы, по которым техническая разведка получала сведения о радиационном загрязнении.

    Энтузиазм народа был велик, и казалось, что светлое будущее обеспечено. Однако поговаривали, что на местном кладбище похоронено много научных светил, а многие жаловались на недомогание и болезнь. В 80-х годах последствия пионерского периода работ по атомному проекту дал о себе знать. Стали умирать водители, рабочие, все те, работы которых проходило в условиях радиационной опасности.
    Вокруг Сарова в прекрасных широколистных лесах и борах был создан заповедник со строгим режимом посещения. Жителям Сарова не разрешалось уезжать на родину даже на похороны, а въезд вообще был заказан. И все же возникали казусы. В округе был известен юродивый бомж Саша Межевой. Он бродяжничал от села до села. Бесхитростный и добродушный, заходил в дома, где получал миску щей и кусок хлеба, да доброе слово. Он весь был увешан всякого рода веревками, веревочками и шнурками. Это было его хобби и достопримечательностью.
    Однажды разнеслась весть: Межевой задержан в Сарове. Оказывается в Кременках, это село перед Саро-вом, он забрался в грузовик, угнездился и уснул, пока солдаты бегали в чайную. Проснулся уже на "объекте". Соскочил с машины, и вскоре попал на глаза чекистам. Надо думать, какой переполох был, и что произошло с системой контроля. Окрестности Сарова основательно охранялись. Курганы с радиолокационными антеннами и ракеты ПВО стали привычным дополнением пейзажа святых мест.

    Для изготовления бомбы потребовалось провести геологические поиски урановых руд. Мне рассказывали, альпинистов из Москвы срочно собрали и командировали в Сибирь на спецзадание - помочь геологам в поисках руды в труднодоступных горах. Отряд получил добротное импортное снаряжение, довольствие по нормам военного времени и приступил к работе. Геологи выводили в район проявления урановых руд, а аль-пинисты проходили скальные маршруты, собирая образцы.
    Месторождение промышленных залежей руд были изучены, оценены и в таежной глухомани стал закла-дываться горнообогатительный комбинат. Альпинистам пора бы в Москву, а начальство тянет время. Стали писать письма по инстанциям. Закончится это тем, что начальник объекта объявил: "По условиям секретности никто не может уехать из закрытого района, и потому предлагается написать заявления о приеме на работу в комбинат." Через месяц многие написали заявление, со строптивыми вели "душевные" беседы, а потом запугивали. Намекали на возможность попасть в лагерь. Нашла коса на камень. Народ с военным опытом, грамотный и ученый, через пару месяцев добился своего - вырвались в Москву. Надо сказать, что ни Г.Н.Флеров, ни М.Г.Мещеряков на эту тему не распространялись...

    Через месяц после памятной встречи с Флеровым по приказу ОИЯИ я стал инженером с окладом в 120 рублей, а потом был командирован в ЛТФ в группу разработчиков многоканального регистратора.
    Все складывалось как нельзя лучше: интересная тема, сложившийся коллектив из бывшего КБ Дворецкого: Лариса Шевченко, Светлана Кадыкова, руководитель Олег Воробьев, китаянка Цзянь Цинь. В то время наша промышленность выпускала несовершенные многоканальные ламповые анализаторы. Нам предстояло создать полупроводниковый на 1024 канала.

    Новизна впечатлений рассеялась, повседневность обыденности приземлили настроение до общего уровня трудовых буден, разбавленных праздниками. С легкой руки Николая Скобелева в июле 1962 года я прошел на байдарке реку Медведицу от Верхней Троицы до Шатрищ. Флотилия во главе с Петрухиным В.И., при участии Владимира Флягина, Джиля Понтекорво, Владлена Иванова, Евгения Андреева, Юрия Ломакина, Антона Володько и сотрудников из ГДР попала в непогоду. Дождь, штормовой ветер и мощнейшие грозовые разряды над головой. Так состоялось мое первое байдарочное крещение. Поход получился спортивным, компания оказалась приятной и интересной. Все установки Петрухина были выполнены и мы, в аккурат, успели на катер в Шатрищах.

    Вскоре я познакомился с компанией Тропина Василия Ивановича. Здесь была другая аура общения, было сердечнее и приятнее. Инна Кухтина, Николай Пятов, Майя Аникина, Рита и Слава Фурман, Джиль Понтекорво, Валя Цыганкова, Леня Заставенко, Слава и Неля Шириковы, Алла и Гарий Ефимовы, часто уходили в походы, вместе отмечали праздники и надолго сохранили добрые отношения. Здесь было веселее, много пели.

    Осенью 1962 года я предложил провести слет туристов в Коровинском заливе с ночным ориентированием - как это было в МЭИ. Моим помощником был Евгений Андреев. Собралось человек 50. Половина участников - школьники, из школы N8 под руководством Аркадия Любимцева. Карты были дрянные, по соображениям секретности той поры, и потому КП были привязаны не очень точно. Эта неточность компенсировалась подсветкой разметки КП. Все испытали радость от их поиска и находки. Контрольные время было просрочено, и народ прибегал в лагерь часов до трех ночи. Я с ужасом допускал возможность травм на маршруте или иных несчастных случаев, чего и до сих пор боюсь на слетах. Наутро проводили соревнование на полосе препят-ствий. Вечером у костра смотр самодеятельности - так создавались традиции 78-и слетов туристов Дубны. На слет пригласили инструктора Областного клуба туристов Бориса Ивановича Шабалина. Боевой офицер, инвалид на одной ноге, преподал урок дисциплины, когда я пытался призвать народ равняться на флаг. Он взял управление на себя. Без комплексов командовал, как положено. Народ это оценил и с удовольствием прочувствовал монолитность рядов и уважение к флагу. Вот уж подлинно: команду нельзя отдавать шепотом. Были грамоты, протоколы и победители. Аркадий Любимцев стал чемпионом слета, а его команда - побе-дительницей. Игорь Гончаров потом поместил заметку о слете в газете "За коммунизм" и, право, было приятно прочитать похвальное слово в свой адрес. На слете познакомился с туристами ЛВЭ: Мартыновым А.С., Снятковым В.И., Алмазовым В.А.
    Успешное начало окрыляло, я предложил начать счет слетов и бюро турсекции ОИЯИ это одобрило. Как говорит Александр Сапожников, Злобин придумал праздник, на котором собирает массу людей, которые с удовольствием бегут ночью в лес, в болото, к комарам, варят кашу и занимаются вроде, малоприятным делом. Оказывается, это людям приятно, нужно и доставляет удовольствие. Действительно, на вкус и цвет - товарищей нет, а вот на потехи здоровых и симпатичных людей - откликаются многие.

    Сколько помню себя - всегда чем-то был занят, читал, был в гостях, или принимал гостей, ходил в ДК в кино или на танцы, хотя танцор был аховый, бегал на лыжах под неусыпным оком Виктора Ивановича Зайцева, общественного тренера. Он гонял нас немилосердно, а мне говорил:
    - Ты кончай этот туризм!