Дальнейшее поступательное движение войска в настоящий раз однако остановлено в тех, вероятно, соображениях, что в скором времени могли закрыться реки, и тогда судовая рать московская могла потерпеть много несчастий, даже и в таком случае, когда-бы московское войско овладело Казанью.

    Опустошив неприятельские селения по берегам Волги, кругом Василя, полководцы возвратились в Москву осенью и привели с собой много черемисских пленников. Сам великий князь Василий Иванович выехал из Нижнего раньше войска, именно 15 сентября, имея в мысли снова выступить весной против Казани, что он действительно и исполнил, хотя и безуспешно.

    Не разрешенным, однако, является вопрос – действовали воеводы, основывая город, по предварительно составленному ими или великим князем плану, или это была случайность, к которой пришли по самому ходу дел посланные воеводы? Не видя в действиях московской рати обдуманной системы, кроме одного огульного напора сил, устремленных на Казань, мы на стороне второго предположения: мысль устроить город, долженствовавший сделаться передовым оплотом московского царства, явилась случайно, во время уже похода.
    Весьма может быть, что на эту мысль натолкнули и сами русские поселенцы, расселившиеся, как сказано было выше, по нижегородской губернии и по берегам самой Суры. Кроме того, потомки князей нижегородских, стараясь защищать свои владения, строили укрепления в пределах отчины своих прадедов, а влиятельный боярин Борис Горбатый*, не премянул в этом случае последовать их намерениям.

    Весьма легко, что личная воля великого князя в учреждении города совсем не участвовала. Полководцы, выбравши место обильное реками, заложили крепость, назвав ее именем великого князя, не испросив у него на это и позволения, так как они делали угодное государю.

    Все это согласно с духом времени и состоянием тогдашнего общества. Но во всяком случае, государю, прежде отбытия его из Нижнего, было ведомо намерение воевод, закладывавших новый русский город. Через построение этого города, которым были разширены московские владения, русские устроили новый восточный оплот для охранения непредвиденных набегов на самую Москву, и в особенности на Нижний Новогород.
    Основание города Васильева Новгорода произвело сильное впечатление на современных русских. В тогдашнее время, когда внимание русских обращалось только на воинские успехи, всякие мирные и и полезные учреждения не ценились почти вовсе. В московском обществе, по поводу построения города на неприятельской земле, ходили самые разноречивые толки. Намерение великого князя и полководцев отодвинуть передовую крепость с устья реки Оки на устье Суры, т.е. более чем на полтораста верст, считали делом совершенно маловажным. Большая часть современных великому князю русских еще осуждали Василия Ивановича за основание этого города на земле казанской, и вообще за его поход, который по их мнению, окончился тем, что он поставил на стороне неприятельской "лукно".
    Великокняжеский чиновник Берсень говорит: "Почто великий князь в Новгород (Нижний) ходил? Поставил на их стороне лукно?"**

    Дальновиднейшие-же тогдашнего времени русские, к числу которых принадлежал и митрополит Даниил, видели, напротив, в основании Василя ступень к вернейшему и окончательному покорению всего казанского царства.
    “Митрополит и вельможи великую хвалу Василию воздавали за то, что этот город поставил: тем-де городом всю казанскую землю возьмем" (из материалов следственного дела).

    Хотя весьма легко усомниться в том, чтобы эти похвалы делаемы были от чистого сердца, так как русские, при тогдашнем состоянии нравов, любили-таки изрядно подкурить своим повелителям, великим князьям; однако, в настоящем случае последующие события доказали, что вельможи и митрополит были правы и нелицемерны в своих похвалах***.

    Недовольные походом и результатом его роптали на великого князя за то еще, что он поставил город на правой, а не на левой стороне Суры: "Ино как ся помирити?" - говорили они, - "ино было поставити на своей стороне, ино бы лзе миру быти" (См. "Археологические акты", т. I, стр.144).
    В высказываемом этими последними словами неудовольствии слышится упрек учреждавших город, которые не сумели поставить город на более удобном и безопасном месте. Поставьте-де вы город на этой стороне Суры, и тогда было-бы хорошо: для нового несильного города более было-бы безопасности, ибо река Сура могла бы служить преградой для нечаянных набегов враждебных соседей. Жить-же вновь оставленным здесь русским на таком месте, на котором, в случае нападения нельзя было даже дать тыла, не совсем разумеется удобно.
    И в самом деле, положение нового города, с одной, даже и каменной, если верить свидетельству Барберини, крепостью, поставленного среди и кругом враждебных нам черемис и татар, которым достаточно было окружить город с трех сторон, чтобы вполне овладеть им, было опасное.

    Герберштейн, не без основания, говорит, что крепость в Василь-городе сделалась, в последствие, источником многих зол ("Rer. Moscov commentarii").
    И если не видим мы на первых-же порах, в течение полутора года, того, чтобы Василь терпел от соседних ему народов, то можем это объяснить только безпорядками в казанском царстве, где царь Саип-Гирей, будучи устрашен походом великого князя, искал себе опоры и покровительства у турецкого султана.

    Черемис и мордву, всегда трусливых, мог удерживать от нападений на вновь созижденный город тот отряд войска, который для безопасности оставлен был, вероятно, при каменной крепости города.
    Вот, что он говорит в своем путешествии в Московию: "Почти во ста сорока милях от Нижнего Новгорода находится река, текущая с юга, именуемая Сура; вливается она в Волгу там именно, где стоит каменная крепость, называемая Васильев Новгород (Basilonugorod).
    Впрочем о маленьких несчастиях, претерпеваемых новым городом, летописцы, разумеется, и не пере-давали: они были так свойственны в то военное по духу время всем пограничным городам, особенно с восточной стороны.

    Так или иначе смотрели современники на сооружение крепости в Василе, но смотря на факт этот с точки тогдашнего положения московского государства, мы должны признать, что устройство этого города с крепостью и притом каменной, имело для Москвы большое значение и искупало все понесенные потери, при переезде судовой и конной ратью московской огромного пространства при постоянных стычках ее с народцами, заселившими это место от Нижнего до Суры и далее. А этих потерь было конечно не мало. Указание на это дает опять Герберштейн, который говорит: "Великий князь выступил против царства казанского с судовой и конной ратью, но воротился не сделав дела и потерял весьма много воинов" (см. "Rer. Moscov commentarii").

    Примечание автора:
    * - Боярин князь Борис Иванович Лупин-Горбатый-Суздальский, знаменитый вождь, основатель Василя, член думы во время малолетства Ивана Грозного, наместник Новгорода и Пскова, умер в 1536 году. Он был предком царствующему дому Романовых по женскому колену. Царствующий ныны Государь Император – потомок суздальско-нижегородского князя Бориса Горбатого в десятом колене (См. "Родословную книгу").
    ** - "Следственное дело об Иване Берсене и Федоре Жареном, с допросами старцу Максиму Греку и келейнику его Афанасию"; слова противников Берсеня.
    *** - По поводу лести великому князю вот что между прочим сообщает Герберштейн: "Этот князь Василий в войне был весьма несчастлив; однако, тем не менее, свои восхваляют его так, как будто-бы он вел дела свои счастливо; и хотя иногда ворочалась (с поля сражения) едва половина воинов, однако они утверждают, что в сражении не потеряли ни одного" ("Rer. Moscov, commentarii”).