УПРАВЛЕНИЕ КАБАКАМИ
   КАБАЦКИЕ ГОЛОВЫ, ЦЕЛОВАЛЬНИКИ, ОТКУПЩИКИ

   Когда жизнь шла еще по старому, когда народ для того, чтобы "помянуть родителей" или "канунъ доспети", спокойно выкуривал себе известное количество вина и варил меды и пьяные браги, - вдруг в городе, или в селе появлялся "царевъ кабакъ", поставленный наместником. Запретили курить вино, и сказали, чтобы "среднимъ и молодчимъ людямъ пива варить и меду ставить отнюдь никому не давать, а вина горячаго и лутчимъ людямъ курить не давать". Вино велено было покупать "на кабаке". Сначала народ и духовенство просили снести кабаки, потому что "подле государева кабака жить не мочно", и кабаки сносили; но потом уже никто не просил и рядом с кабаками для вина, пива и меда заводились "квасные кабаки": в 1628 году в Пскове, в 1673 году - в Астрахани и т.д., пока, наконец, в 1705 году везде отданы были на откуп сусленые, квасные и уксусные промыслы (П.С.З. 2084).
   До 1655 года в Калуге квас и сусло были на откупе у Тиличейки Карева, но в этом году, по указу из Владимирской четверти, велено посадским и всяким жительским людям квас и сусло на продажу держать (Пам. кн. Кал. Губ. 1862-63, 86).

   Крестьянину таким образом было запрещено все кроме царева кабака, который крестьяне же должны были "ставить на свои деньги" (А.А.Э. III, 139). Ставя чужие кабаки, и не имея возможности приготовлять свои питья, они в то же время курили вино и варили пиво, и для царя, и для монастыря, и для помещика, да еще сбирали на царя кабацкую прибыль, ибо питейное управление было повинностью. И вот крестьяне пишут к своему помещику и плачутся: "государю Федору Ивановичу бьютъ челомъ и плачутся бедные и безпомощные сироты твои, вотчины твоей костромской, села Есипова и изъ деревень, не имянами, всеми своими головами, милости у тебя, государя, просим объ винномъ сиденье. По указу твоему, государь, насъ сиротъ приказной человекъ и староста въ винномъ сиденье сутки держали, въ сеновне и на привеске (пытке) были, а намъ, сиротамъ, вина сидетъ нечемъ, а пить-есть стало нечево" (Чт. 1859, II. См. 45).

   Высший надзор за продажей вина в кабаках поручен сначала был царским наместникам, а потом находился в ведении приказов, управлявших областями, и упоминаемых с 1512 года. В Москве и в причислявшихся к ней городах для этого существовало особое учреждение "Новая четь" или "четверть", известная с 1597 года (Успенск. 308), и, по указу 1678 года, переименованная в "приказъ новыя четверти". При Алексее Михайловиче все это управление, разбросанное по отдельным ведомствам, стягивается в "приказъ большаго дворца" и в "приказъ большой казны" (Котош. 73, 80; Доп. А.И. 315, 317).

   Вино приготовлялось казной на винокурнях, находившихся при кабаках, или поставлялось в кабаки от подрядчиков - торговых людей и помещиков, или шло от откупщика, взявшего на откуп кабак, и поэтому в одних кабаках продавали вино "верные целовальники", а в других "откупщики". В указах, посылаемых в конце года об отдаче кабачных сборов на следующий год, предоставлялась полная власть отдать кабаки "на веру" или "на откуп" (Вор. Ак. II, 59; III, 131), а потому, смотря по обстоятельствам, то одна форма управления действовала, то другая. Заводя кабаки, отдавали их земству и поручали продавать вино целовальникам, избранным на вере.
   В Новгороде целовальниками назывались присяжные, люди, которые пользовались всеобщим уважением; но когда это звание перешло в Москву, когда целовальник стал присягать для продажи царского вина, когда к слову целовальник прибавилось "кабашный", - народ тотчас же заклеймил это имя тем презренным значением, с каким оно дошло до нашего времени - "целовальник"! В кабацкие выборные никто не шел, в откупщики мог пойти любой из московских жителей, но откупщики хоть и выгодны были для казны, но ненавистны народу, и поэтому московское правительство до самого конца XVII века старалось освободить питейное дело от откупщиков и сосредоточить его в руках выборных людей. Уложением 1649 года кабаки отданы на откуп: в 1651 году откупа уничтожены, и везде введена казенная продажа; в 1663 году решили, чтобы кабакам быть на откупе и на вере; в 1619 году патриарх на соборе восставал против откупов в подмосковных селах; в 1681 году подгородные откупные кабаки уничтожаются и вводится продажа на вере; в 1681 году откупа окончательно уничтожены. Но к началу XVIII века выборное чанало, которым держалась еще древняя Русь, совершенно ослабло, откупа возникли с новой силой, и с тех пор развивалось спокойно вплоть до нашего времени.

   Люди, выбранные для торговли в кабаках на вере и называвшиеся "верными людьми", были "головы" и "целовальники". Сначала они избирались из местных жителей, а в Москве из торговых людей, состав-лявших гостинные и суконные сотни и слободы (Вых. Цар.; указ. 18); от выбора освобождались только те, которые жили на монастырских землях по тарханным грамотам (Доп. II, 88). По закону, они должны были избираться по очереди; но скоро всякая очередь была нарушена, и хотя целовальников выбирали еще из местных жителей, но головы, для большей верности, посылались из Москвы, вообще со стороны. Так как в государстве не было еще резко отделенных сословий, то головы бывали из боярских детей и выбирались всяких чинов людьми (Вор. Ак. II, 59; III, 103, 109, 145-146). В дворцовых селах и черных волостях головы, вместе с целовальниками, выбирались из местных жителей (Д.А.И. III, 67; IV, 62; Улож. IX, 6); но господские крестьяне этого права были лишены: целовальников к ним присылали из городов.
   Вообще старались всеми силами удалить крестьян от продажи питей. По уложению 1649 года: "пашеннымъ людямъ въ Москве и въ городахъ, буде у нихъ объявятся погреба съ иностранными винами, велено ихъ продавать государевымъ тяглымъ людямъ, и, кроме ихъ, никому погребовъ не держать. Въ селахъ же и деревняхъ крестьянамъ, которые напередъ сего въ посадскихъ не бывали, впредь въ погре-бахъ не сидеть, и кабаковъ не откупать, подъ страхомъ смертной казни" (Ул. XIX, 5,9, 15). Исключение, как увидим, делалось крестьянам, находившимся во владении Воротынских, Ромодановских, Собакиных. Здесь случалось, что крестьяне откупали кабак всем миром, и он писался "за всеми крестьяны".

   Было общим правилом - выбирать в головы людей "первыхъ статей", богатых, и, если можно, грамотных; в целовальники же - людей "вторых статей", молодших, средних и мелких. Но обыкновенно делалось так, что воевода да богатые люди, которые, опираясь на московских дьяков, все больше и больше забирали в свои руки общественные дела, "собрався одни", по недружбе на мелких людей, писали их без очереди в службу, как и было в 1665 году в Пскове, когда мелкие люди вынуждены были жаловаться на богатых (Д.А.И. V, I). Так делалось в течение всего XVII века и в начале XVIII, когда старинное выборное начало не было еще уничтожено. Посошков, в книге своей "О скудности и богатстве" писал: "выбираютъ в целовальники самыхъ бедняковъ, то какъ ему правда делать, что если ему не украсть, то и хлеба ему добыть негде". Головы и целовальники - это были как будто закрепощенные кабацкие служители. Оторвут его от дома, посадят в кабак собирать питейную прибыль, а чем ему питаться - того не спрашивают. Посошков, человек хорошо знакомый с питейный делом, предлагал выдавать выборным не только годовое жалованье, но еще со всякого рубля по гривне. Но Москва XVI-XVII века ничего знать не хотела, кроме государевой службы, а потому одни бежали от выборов, чтобы не разориться, а другие, которым терять было нечего, а напротив представлялась возможность нажиться, шли в кабак и разоряли народ, и таким образом день от дня, год от года, все более и более складывался и крепнул в Москве тип "кабацкаго целовальника".

   Народ, как мы сказали, всеми силами старался отделаться от выбора в кабацкие должности. Получали в городе царский указ о выборах, и лучшие люди отписывали в Москву, что им не из кого выбирать голов и целовальников, ибо одни отлучились на промыслы, другие заняты делами, а выбирать им из других городов, как велит государь, опасно, потому что тех людей они не знают. На это им обыкновенно отвечали: "какъ хотите, а выбирайте, но отнюдь не смейте, по стачке семьями, очередными службами отъ выборовъ отбиваться; а буде явится остановка какая-нибудь, или выберете дурныхъ людей, или учините какой-нибудь убытокъ, то быть вамъ въ опале и во всякомъ разореньи" (Ук. 1681. П.С.З. 880). Но вот выборы сделаны и выборные едут на место, где они должны на свой счет поставить или устроить кабак, - а кабаки вечно стояли развалившиеся, - затем на свой счет заподрядить вино и т.д.
   В 1619 году Усольцы выбрали к Соли-Вычегодской в головы кружечных дворов Мишку Леонтьева, и велено ему было заводить на кружечных дворах вино и пиво, а денег ему не дали. Хотел он подрядить для этого посадских людей на Устюге Великом, но воевода без царской грамоты курить вина не позволяет. Делать нечего, - берет он на Устюге с государева двора 500 ведер в долг, и, не зная чем расплатиться, плачется в Москву: "выбрали меня" - говорит он, - "пашеннаго крестьянина неграмотнаго, и непро-мышленнаго, и неторговаго, и животомъ я, сирота твой, непрожиточенъ, и прежь сего ни у какого твоего великаго государя дела не бывалъ, и кружечныхъ дворовъ дела не ведаю, а въ целовальники выбраны люди молодые и не достаточные, денег нетъ, а вина за скудостiю не пьютъ". Из Москвы ему ответили, - велели дать ему на завод 200 рублей, а Устюжанам посадским людям позволили подряжаться на винное куренье (Дон. V. 422).

   В 1640 году вся Шуя выгорела, а между тем к Шуянам прислана грамота выьрать из посадских людей на Углечь верного голову к таможенному и кабацкому сбору. Шуянам выбрать некого, погорели все, и разбрелися разно скитатися по миру, и они пишут в Москву: "не вели, государь, у насъ, сиротъ своихъ, на Углечь вернаго голову имати, чтобъ намъ беднымъ погорелымъ сиротамъ твоимъ государевымъ, въ твоихъ государевыхъ во всякихъ доходахъ, отъ такого великаго разоренья не стояти на правеже съ голоду и стужи, и достальнымъ не погибнути и розно не разбрестися" (Гарелин. А.Шуи, 75).
   В 1659 году, в суздальском уезде, в Ивановской слободе, сидят на кружечном дворе у вина и пива в головах и целовальниках Шуяне, посадские люди, сидят без перемены пять лет, "и обиду и наготу всякую терпятъ", от частых служб обедняли и задолжали. Переносят этот кружечный двор в Ерополченскую волость, и снова приходит к Шуянам грамота, чтобы они к этому кабаку выбрали голов и целовальников. Шуяне бьют челом царю избавить их от этого кабака. "У насъ-де" - пишут они, - "народ малолюдной, а люди скудные и должные, и отъ пожарнаго разоренья многiе не построились, - а тотъ-де новойстройной кружечной дворъ отъ насъ верстъ за сто, и великому государю пожаловать бы, отъ того новостроеннаго кружечного двора ихъ отставить, а вместо ихъ сбирати прибыльныя деньги суздальскимъ посадскимъ людямъ". Просьбу их удовлетворили.
   В 1666 году послана Суздальцам грамота, чтобы бирючи кликали по многим торговым дням, не захотят ли посадские люди и крестьяне держать за собой кружечные дворы "въ откупехъ", и такие люди, взяв добрые поручные записи, записывались бы в съезжей избе, и ехали к Москве. А буде никто не похочет взять кабаки в откуп, то велеть земскому старосте и всем посадским людям выбрать в головы тотчас самого "лучшаго и пожиточнаго и правдиваго человека", которого бы на такое великого государя дело стало; также выбрать в ларешные и рядовые целовальники к таковому делу знающих людей, которые бы великого государя казну собрали с немалой прибылью; и буде выборные против откупа чего не доберут, и те недоборные деньги велеть управить на них выборных (А.Ю.).

   Вступая в управление кабаком, выборные опутывались целой системой обязательств и надзора. С выборных брали записи за подписью избирателей и отцов духовных (А.А.Э. IV, 59). Потом они давали присягу и целовали крест, обязываясь собрать не только положенный кабацкий доход, но еще непре-менно с прибылью. Мы уже говорили, что это были за люди, которые шли "сидеть по кабакамъ", и потому понятно, что присяга на кресте была одной лишь формой, и, присягнув, выборные начинали грабить и казну и народ. В Москве догадались об этом.

   В 1679 году патриарх на соборе говорил, чтобы на Москве и в городах, на кружечных дворах, быть головам и целовальникам за выбором мирских людей, а к вере их не приводить, "чтобы клятвы и душевредства не было"; если же окажутся недоборы, то их взыскивать с имущества выборных и тех, которые их выбирали, чтобы им впредь неповадно было таких непристойных людей выбирать. При этом было предложено, установить высокую пеню. Бояре на это не возражали, что и за верою у голов и целовальников было воровство многое, "а безъ подкрепленiя веры (присяги) опасно", воровство будет больше прежнего. Решено было тем, чтобы выборных к присяге более не приводить, а недоборы и убытки взыскивать с избирателей. Бояре хорошо знали купцов и мужиков, торговавших по кабакам. Два года не было присяги, и объявилось многое воровство, и питейной казне кража, и во многих городах большие недоборы. Другой причиной этому выставляли то, что в подгородных кабаках откупщики продавали вино гораздо дешевле.
   В 1681 году снова была восстановлена присяга, но с условием, что если впредь на кружечных дворах будет сборов меньше прежнего, а за верными целовальниками не будет никакого порока, то недоборов с них не править, потому что они выбраны за крестным целованием (П.С.З. 859). Но все шло по-старому, и недоборы взыскивались по-прежнему.

   Выборные и откупщики, вступая в должность, принимали от своих предшественников по описи все кабацкие запасы: посуду, питье, винокурню, кабак, и за все это платили по оценке земских людей. Откупщики иногда не хотели сдавать кабака, и тянули дело, не смотря на все предписания из Москвы, не смотря даже на то, что новый голова начинал об этом дело (Вор. Ак. 145-146, 151).
   Но не лучше откупщиков были и верные головы. В 1622 году Углечанин Пашин, вздумал ли он нажиться от своего города, или выместить над посадскими людьми свои старые счеты, только он вызвался перед Михаилом Федоровичем и перед отцом его, Филаретом, что он может в Угличе "надъ откупщиками, надъ Москвичи", учинить прибыль, и собрать таможенной и кабацкой казны 1300 рублей. Царь согласился и послал углицкому воеводе грамоту, чтобы посадские люди выбрали к этому сбору государеву, к таможенной и кабацкой казне в целовальники, к Ивану Пашину в товарищи, известное число человек. Приехав в город, Пашин стал грозить: "чего деи не наберу, сидя городомъ и я деи напишу тое недоборную казну на посадскихъ людей, на техъ деи, которые по государеве грамоте даны мне въ товарищи". Видно, что он "сиделъ городомъ" хорошо, ибо на следующий год Углечане жаловались царю, что он "въ досталъ разорилъ ихъ" (А.А.Э. 150).

   В 1673 году жалуется новгородский посадский человек Солодовников на кружечного голову Тихонова и на ларечного Клукина, с целовальниками, в том, что: "по указу великаго государя прислана была память къ голове, и велено имъ принять у него Степана подряднаго вина на кружечном дворе 1000 ведръ. И голова съ целовальниками приняли вино сполна, и съ наливочными кружками, но въ прiемном вине росписки не даютъ, а имъ волотчатъ и убытчатъ многое время, и за тое ихъ роспискою ему, Степану, изъ приказной палаты за то вино денегъ не выдаютъ, а ему отъ этого проторы и убытки большiе чинятся. А того де вина они приняли по счету мерниковъ двадцать три, да онъ же Тихоновъ ималъ своимъ самовольствомъ у всякаго мерника вина по ведру и по полтора ведра, да у того жь мерника у его Степана были воскомъ края навощены, чего предь сего не бывало..." (Новг. челоб. изд. Куприян).

   Всякий расход кабацких сумм производился не иначе, как с разрешения воевод и по царским грамотам, причем всегда делалась оговорка: держать денег на расход вполовину против прежнего и даже меньше, чтобы "государевой казне порухи не было" (А.И. V, 25; П.С.З. 882). Разрешая расход на заготовление питей, приказывали произвести его по самым выгодным и дешевым ценам, с великим сбережением для казны.
   О подряде на поставку вина выборные могли уговариваться с людьми всяких чинов; а в которые кружечные дворы вино ставить никто не похочет, то они должны были подряжать уговорщиков в других городах, с условием, как говорит грамота (1682), чтобы ценой дешевле и не выше московских цен (Де-Пуле, В.А. 125). Когда же случалось, что подряд отдан был за высшую цену, то посылались новые грамоты разыс-кивать про то накрепко.

   При сборе и хранении кабацких сумм были приняты всевозможные предосторожности. Было сказано "великое подтвержденiе подъ смертною казнiю", чтобы головы на кружечном дворе питейную прибыль сбирали мелкими деньгами (П.С.З., 341; Цар. Гр. на Корочу, 166; П.С. 999). Деньги должно было класть в ящики, а мимо ящиков в мошны и карманы, и под блюда, и под ставцы, и никуда не клали бы, "и въ питье не метали бъ", а ящики печатать голове своей печатью, а вынимать деньги понедельно или помесячно, и писать в книги (А.А.Э. IV, 63). Для пущего наблюдения за денежной прибылью, и для записи прихода и расхода сумм, велено было на кружечных дворах, у денежных сборов быть подъячим, выбранным миром; но потом оказалось, что на кружечных дворах сидят подъячие без мирских выборов, по воеводским подписным челобитным и "по накупомъ", чинять людям налоги и теснения, и "уезды пустеютъ" (А.И. V, 140). Толпы кабацких подъячих записывали в книги каждую мелочь, - записывали, кому продано полведра или четверть ведра, или даже кружка (П.С.З., 879), а потому, при большом кабаке было нечто в роде канцелярии, помогавшей головам и целовальникам опустошать уезды.
   Собранные по кабакам деньги отвозились в Москву помесячно и раз в год, как пригоже; но с 1660 года велено было во всех городах, подчиненных Приказу Большого Прихода, высылать в Москву кабацкие сборы один раз в год, к первому сентября, для того, как наивно признается грамота, чтобы выборных и целовальников не подвергнуть лишний раз "въ московской волоките и проести" (Доп. А.И. IV 149). С 1668 года велено было выслать кружечные сборы два раза в год, в феврале и августе, а самих кабацких голов "для счету" высылать в Москву после Семенова дня вскоре. Всякий кабацкий голова был обязан двойным отчетом и местному воеводе и Москве. Поэтому сибирские воеводы, чтобы по дальности расстояния не подвергать голов слишком большим издержкам, посылали отчеты в Москву прямо от себя; но в 1696 году, вследствие злоупотреблений, велено было высылать к отчету самих голов (А.И. IV, 8; С.З. 1545). Было объявлено, чтобы сборщиков, приезжавших в Москву, отпускать вскоре, без задержания, "чтобы имъ, волочась по Приказамъ многое время, напрасных убытковъ и проестей не было, и оттого бъ въ убожество не впадали, и приказные бы люди съ верныхъ головъ и целовальниковъ ничего не брали, и тем ихъ не теснили" (П.С.З. 679; Собр. Грам. IV, 127).

   Но тесноты были страшные, ибо недаром по всему царству славилась московская волокита. Один целовальник рассказывал: "будучи у сбору на кружечномъ дворе, воеводамъ въ почесть для царскаго величества, и для высылки съ казною къ Москве, и для долговой выборки (напойныя деньги съ питуховъ), и за обеды харчемъ и деньгами носили не по одно время; и какъ къ Москве прiехали, дьяку в почесть для царского величества харчемъ и деньгами носили не по одно время, да подъячему также носили, да молодым подъячим отъ письма давали же, а у отдачи денежной казны для отписки, для отпуску дьяку да подъячему харчемъ и деньгами носили же не по одно время; а носили въ почесть изъ своихъ пожитковъ, да что брали съ товарищей своихъ целовальниковъ въ подмогу, изъ государевыхъ сборныхъ денегъ, и носили по воле, а не отъ какихъ нападковъ" (Сол. XIII, 110).

   Выборных посылали в Москву "съ целымъ причтомъ". Кабацкого голову Орлова города, внесшего сборные кабацкие деньги в Белгороде, куда воевода посылал его с провожатыми, потом велели выслать в Москву со всем причтом. "И тыбъ" - писали воеводе, - "Орлова городка таможеннаго и кружечнаго голову, и целовальников, и дьячка таможеннаго и кружечнаго двора съ сборными записными тетрадьми, каковы даны имъ для записки за приписью дьяка, выслалъ въ Москву въ разрядъ къ отчету къ 1-му числу ноября нынешняго 1676 года". Грамота писана была в октябре, а в декабре снова подтверждали.
   В 1678 году орловские кружечные сборы приказано было высылать в Москву; но на следующий год опять велели высылать их в Белгород (Де-Пуле, В.А. 47,71,106). Если бы воевода не выслал в срок голову, то на нем "правили пеню". В 1658 году белогородскому воеводе было объявлено, что за невысылку в Москву кабацкого головы быть ему в опале, и кроме того на нем будет доправлено 50 рублей безповоротно (Де-Пуле, 49). Но сами воеводы вносили еще больше безпорядка в управление. Они делали различные налоги и притеснения, и "наровили откупщикамъ".

   Псковские челобитчики в 1650 году писали царю, что воеводы на указные сроки жалованья не выдают, наровя откупщикам, чтобы жалованье ложилось у кабацких откупщиков... В 1677 году в Перми учинился недобор, стали расспрашивать голов и целовальников, и они сказали: "учинились те недоборы отъ воеводскихъ налоговъ и приметовъ". В 1663 году воеводам запрещено было считать голов и целоваль-ников, а 1677 году головы и целовальники окончательно были изъяты из ведомства воевод и подчинены надзору земских старост (П.С.З. 642; А.И. V, 18).

   На каждый кабак был положен оклад, определяемый доходами предыдущих лет, откупными суммами и другими обстоятельствами. Главным и постоянным правилом при этом было то, что головы и цело-вальники должны были собрать кабацкие деньги с прибылью против прошлых лет. Для этого цело-вальникам было позволено действовать "безстрашно" (А.А.Э. III, 143), за прибыль ожидать его государевой милости, и "въ томъ приборе никакого себе опасенiя не держать", а главное "питуховъ гн отгонять" (А.А.Э. IV, 59; П.С.З. 1142). Целовальники так и поступали - "Я, государь, доносилъ Михаилу Федоровичу въ 1618 году Андрей Образцовъ, я, государь, никому не наровилъ, правилъ твои государевы доходы нещадно, по-бивалъ на смерть".
   Но если случался недобор, то казана не принимала никаких оправданий: "а о недоборах пишешь воровствомъ, хочешь воровать, - велимъ недоборъ доправить вдвое" (Доп. А.И. III, 42). Всякий недобор ставился в нерадение и выборные должны были идти на правежь (Бор. Опис. Шуи 62; А. Шуи 129; А.А.Э. IV, 63). Когда с выборных нечего было взять, то правежь обращался на земских людей, на избирателей, посадских и крестьян, которые обязаны были наблюдать за кабацкими выборными, и, пользуясь этим, выборные сами старались свалить на них свою вину.
   Попался кабацкий голова в недоборе, и грозится земским людям: "и я де напишу тое недоборную сумму на посадскихъ людей, на техъ, которые де по государеве грамоте даны мне въ товарищи". Мирские люди обыкновенно предупреждались насчет взысканий, которые их ожидали, следующим образом: "а которой голова будетъ уличенъ какою хитростiю или нераденiемъ въ недоборе, а мiрские люди того не усмотрятъ, и те недоборы доправить на нихъ, на нихъ, на мiрскихъ людяхъ, да имъ же будетъ учинено наказание безо всякой пощады".

   Взыскание прежде всего обращалось на людей достаточных, изможных, - но они раскидывали недоборные деньги на бедных, приволакивая их к обыску, и силой вынуждая от них поручные записи. В июле 1685 года, средние и мелкие люди города Пскова жаловались на посадских, на прожиточных людей, на Сергея Поганина, Никиту Ивлева и Мокея Сигова, как после года, у которого их выборного головы или у целовальника учинятся государевой казне недоборы, а те прожиточные люди бьют челом великому государю на Москве о обысках и теми обысками те недоборы в государевых сборах отбывают, и сами государевой казной корыстуются, потому что те обыски мы, сироты, заручаем по нужде, что волочат стрельцами нас сирот из домишок наших за батогами, а сказывать велят в сказках, что их же братья, прожиточные люди сказывают, и во всяких недоборах те изможные, прожиточные люди нас бедных сирот выдают, иставят и бьют на правеже большим боем, и мы бедные те недоборы платим из своих домишок и из станчишков (Д.А.И. V, 1,23-24).

   При недоборах, как было сказано, казна не принимала никаких оправданий, - ни того, что народ пить не хочет, ни то, что пить ему не на что, и настоятельно требовала недоборной суммы. Народ переставал пить, и целовальники доносили царю: "въ твоихъ, государь, царскихъ кабакахъ, питуховъ мало". А царь на это им отвечал: "вамъ бы где искать передъ прежнимъ прибыли, а вы кабаки хотите оставить, чего прежде не бывало".
   В 1681 году, в Орлове городке, перед прошлыми годами сделался недобор в восемь рублей, потому что мужикам не на что было пить, - не родился хлеб, скотина померла, и воры грабили. Донесли об этом в Москву; там, без сомнения, не верят этому, и приходит повеление дознать, правда ли это, и не делали ли головы и целовальники каких-либо хитростей, и допросить всех вместе и порознь, всеми способами, и узнать "межь себя целовальники чем-нибудь не упрекались ли". "И буде кто изъ стороны про голову и товарищей скажетъ, и сыщется то допряма, то этимъ людямъ дано будетъ царское жалованiе по разсмотренiю, да имъ же того головы и целовальников будутъ отданы животы и промыслы" (Де-Пуле, 130).

   На белозерском кружечном дворе в 1677 году, против 1651 года, не добрано было 537 рублей 20 алтын, полпяты деньги, и голова Симошка объяснял: "недоборъ де у нихъ учинился против окладу 1651 года отъ того, что де въ томъ году питье продавали на кружечномъ дворе, и на многихъ стойкахъ, и въ уездахъ на праздники и на ярманки съ питьемъ ездили, и продавали, и въ долгъ и подъ закладъ въ томъ году питье давали, а хлеб былъ дешевле, а они въ 1677 году питье продавали на одномъ только кружечномъ дворе, и въ долгъ и подъ закладъ питья не давали, а белозерцы посадские люди оскудали и питухов на кружечномъ дворе мало было". В Москве велели сыскать про то большим повальным обыском, вникая в малейшие подробности (Доп. VII, 314).
   Но бывали и такие случаи, что головы, пропив и прогуляв казенные деньги, отправлялись в бегство. В 1637 году чердынский воевода доносил, что таможенный голова пил, бражничал, за целовальниками не смотрел, и, украв много казенных денег, бежал в Соликамск. Делался ли недобор, или голова убегал с кабацкими деньгами, или что-нибудь другое случалось в кабаке, во всяком случае производился обыск, но на обыске город, посад, село говорили в один голос, что они ничего знать не знают, ведать не ведают.

   Когда же кабацкие деньги собраны были с прибылью, то воеводу за это похваляли, а голову награждали милостивым словом. В 1698 году в Сибири головы и целовальники находились в таком положении, что им приходилось или помирать с голоду, или воровать. а из Москвы им писали: "буде явится, что передъ прежними (выборными) у него, у головы и у целовальников, раденiе было, и прибыль не малая есть, и имъ на пропитанiе дать небольшое, какъ пристойно, чтобъ они и иные головы и целовальники охотнее и прилежнее, безъ поврежденiя своей души, о делехъ великаго государя всеусердно старались и сборъ кабацкiй умножали" (П.С.З. 1655).
   Иногда голову дарили дорогим ковшом, сукном и тафтою, смотря по прибыли и по человеку. В конце XVII века в Ярославле жил купец Кучюмов, происходивший, как видно, из татар. Он был кабацким головой, в 1684 году доставил казне прибыль 1551 рубль 1 и 1/2 деньги, и награжден за это был серебряным вызолоченным ковшом, который, переходя из рода в род, дошел до известного богача заводчика Ивана Кучюмова, и теперь хранится у любимовского купца Нила Сторожева. На дне ковша - двухглавый орел; на носу - женщина в хитоне, которая держит на голове козла; у ручки ковша изображены женщины во весь рост, в одежде на подобие стихаря; в правой руке они держат книгу с надписью: "тако верую", а в левой ветвь древесную. Над ней надпись "сивилла Европiя". Затем кругом ковша обычная надпись, что он дан такому то и прочее.

   В Ярославле, в приходской церкви Федоровской Божей Матери, хранится ковш, пожалованный в 1686 году Ярославскому посадскому человеку Еремину от государей Ивана и Петра Алексеевичей за прибылые деньги по кружечному двору. На дне ковша высечен двухглавый орел, на отгубе ручки вырезан "пеликанъ, терзающiй грудь свою и кормящiй детей", а снаружи, вокруг ковша, надпись: "1686 года генваря въ 25 день пожалованъ симъ ковшомъ посадскiй человек Родiонъ Леонтьевъ сынъ Ереминъ за службу его и за приборъ ярославскаго кружечнаго двора 1686 года". (Зап. Рус. и Слав. Арх. I, 19-20).
   В 1707 году пожалован ковш в два фунта соликамскому посадскому человеку Андрияну Жданову, что он, будучи в Сибири якутским кабацким головой с 12-го ноября 6026 по 1-ое число 704 года учинил против прежних годов у вина и у карт, и у мены соболей 11,721 рубля два алтына (Пут. в Черд. Солиг., 13).

   Таким образом, главная обязанность выборных, сидевших в царевом кабаке, состояла в том, чтобы сбирать питейную прибыль и явочные пошлины. Мы уже видели, что в кабаках были заведены пиво и мед, и народу запрещено было приготовлять домашние напитки. Но если бы крестьянину пришла нужда сварить пивца к празднику или к свадьбе, или к родинам, или к крестинам, словом, как выражался сам народ, - "помолиться", - он должен был идти в съезжую избу, или к кабацкому голове и целовальникам, и платить явку, впоследствии подавать им челобитные, да те челобитные подписывать именно, насколько дней того питья дадут, и печатать те челобитные великого государя печатью.
   В 1705 году, в знак явки, в Москве давали позволительные виды из Ратуши, а в городах и уездах из земских изб на гербовой бумаге ярлыки (П.С.З. 2094). Явку брали в 1654 году с четверти вина московской меры по два алтына, с пуда меда по алтыну, с пива с четверти по 4 деньги, с браги пьяной по 2 деньги (ib. 130). В Верхотурье, в 1697 году, с четверти по 4 деньги, с пуда меда по 6 денег (ib. стр. 383). В Москве в 1705 году с четверти по 10 денег, и с медовок ставок по 10 денег. Вино курить запрещено было крестьянам без всякого исключения, без всякой явки, без всякой милости; но народ тайно все-таки курил вино и в XVII веке. В 1660 году предписано было: "а будетъ крестьяне учнутьъ вино курить и продавать, и у техъ крестьянъ сечь руки и ссылать въ Сибирь" (Д.А.И. IV, 73).

   Все эти установления, вдруг возникшие в московском царстве, весь этот быт с кабаками и цело-вальниками, с подъячими в кабаках, с явкой питей, с записыванием в книги, сколько и когда выпить пива, - все это было ново для народа, привыкшего жить в течение длинного ряда веков при свободном пользовании напитками, составлявшими такую же насущную потребность жазни, как и хлеб. Народ никак не мог помириться с этим новым положением дел и принимал все меры жить своей старой корчемной жизнью, хотя этот порядок жизни считался уже противозаконным, сделался преступлением, не допускающим никакой милости. Поэтому вдруг вся Русская Земля оказалась повинной в корчемстве, и казнь за корчемство несла в течение почти трехсот лет. Корчемство в XVII веке распространялось как зараза, и там, внизу, у народа, оно было совершенно понятно и естественно, ибо вызывалось нуждой, а вверху оно сделалось средством наживы и грабежа. Итак вторым делом кабацких выборных было преследование корчемства и взыскание корчемных пошлин.