ОРДЫН-НАЩОКИН и КРИЖАНИЧ
Кабаки распространялись, равно ненавистные и народу и лучшим людям общества.
Из последних нашлось двое, которые в XVII веке подали голос за свободную продажу питей. То были Юрий Крижанич, серб из Хорватии, и
А.Ордын-Нащокин, псковский уроженец.
Ю.Крижанич, сербский католический священник, около 1655 года прибыл в
Московское государство и конечно не мог не заметить печальное положение народа, пившего по кабакам. Вот что он
писал, сосланный уже в Сибирь (1660-1668): "объ пьянству нашемъ что треба говорить! Да ты бы весь широкiй свет кругом обошел,
нигде бы не нашел такого мерзкаго, гнуснаго и страшнаго пьянства, яко здесь на Руси. А тому причина есть корчемное самоторжiе
(монополiя), или кабаки. По милости этой монополiи люди не смеютъ варить себе напитковъ безъ приказнаго позволенiя, и
въ этомъ последнемъ пишется имъ, чтобы они выпили все въ три или четыре дня после изготовленiя, и дольше въ домахъ
не держали. Чтобы выпить скорее этотъ навареный напитокъ, люди пьют черезъ силу и упиваются; а соседи, которымъ
нечего выпить дома, и негде купить напитка, сидятъ безъ стыда, и не отходятъ отъ этого пива, пока чаютъ хоть одну
каплю его. Дальше люди мелкаго счастiя не въ состоянiи изготовить дома вина или пива, а корчмы нет, где бы они могли
иногда выпить, кроме корчмы царской, где и место и посуда хуже всякаго свинаго хлева, и питье самое отвратительное
(питiе само пребридко), и продается по бесовски дорогой цене. Кроме того и эти адскiе кабаки не подъ руками у народа,
но в каждомъ большомъ городе одинъ или два только кабака. Поэтому, говорю я, мелкiе люди чуть ли не всегда лишены
нипитковъ, и оттого делаются чрезмерно жадны на питье, безстыдны и почти бешены, так что какую ни подашь
большую посуду съ виномъ, они считаютъ за заповедь Божiю и государеву выпить ее въ один духъ. И когда они
соберутъ несколько деньжонокъ, и придутъ въ кабачный адъ, тогда сбесятся въ конецъ, и пропиваютъ и рухлядь, какая
есть дома, и одежду съ плечъ. Итак всiя злости и неподобiе, и грехоты, и тщеты, и остуды всего народа исходятъ изъ проклятаго
корчменнаго самоторжiя".
Так писал Крыжанич в Сибири, и то же самое, вероятно, он говорил, живши в Москве. Слова его должны
были показаться богопротивными, и он был сослан... Не лучшая участь постигла и старанiя Нащокина уничтожить
кабаки и ввести свободную торговлю питьями.
Просвещеннейший из русских людей XVII века, Афанасий Лавретьевич Ордын-Нащокин
в 1665 году назначен был воеводой во Псков. Псков был город порубежный, куда иностранцы привозили тайком множество
"горькаго вина и немецкихъ питей", и псковичи совсем не покупали вина с казенных кружечных дворов. Сильно развивалась
потаенная корчемная продажа, которой занимались иностранцы, жилецкие люди и дворники, в казне были великие
недоборы, а в недоборах, когда год отойдет, "извыкли чело-битьемъ и сроками отбывать", завелось воровство,
стали ходить по ночам из своих подворий, и объявлялись разные рухляди в ночных приносах.
Чтобы положить конец этой безурядице,
Нащокин предложил ввести вольную продажу вина, с платой в казну с рубля по две деньги, и по гривне. Мнения
псковичей, вызванные этим предложением, разде-лились: меньшие люди, т.е. собственно народ, стали за вольную
продажу, а лучшие богачи - горланы, как было и в 1470 году [16], как это бывало
всегда, стали за свою личную выгоду, за кабаки, за так называемую старину; но потом между обеими сторонами
последовало соглашение, и введена была вольная торговля питьями, на следующих условиях: "въ посадахъ
торговыхъ людей положить за вино и за всякое пите во всякой годъ, сметя противъ продажи его въ указанные
сроки; а кто теми питьями больше торговать учнетъ иныхъ товаровъ, и того въ земской избы остерегать, и въ сотняхъ
у жилецких людей въ домахъ не можетъ утаитца, а на техъ с рубля имать по гривне; и на ремесленныхъ посадскихъ
же людяхъ противъ явки годовые, какъ прежъ сего являлись, держать про себя на праздники и на урочные дни, а корчмы
не держать; и на церковный чинъ положить противъ явки потому жъ, и на казаковъ, и на стрельцовъ, и на пушкарей
за явку положить въ годъ по меньшей явке, а съ красныхъ заморскихъ питей съ продавца имать съ рубля по гривне жъ.
А въ уезде на всехъ на пашенныхъ людей покотельшина съ виннаго и пивнаго котла порознь, - а питье въ
городы подвозить учнуть подрядомъ, и то объявлять, а за бочку пива или меду что цена, то и пошлинъ взять".
Во Пскове получен царский указ о вводе этого нового порядка
продажи питей, и указу этому не хотят верить Лучшие люди, делая с него списки, посылают при челобитных к царю,
и просят у него нового указа, а "молодшiе" жалуются на лучших, что они царского указа не слушаются.
Наконец, свободная продажа питей введена, и Псков как будто переродился, "и явные о томъ знаки во Пскове, какъ
учала быть питейная пошлина въ домахъ съ большимъ укрепленiем, и хлебъ во Пскове учалъ быть къ торгу дешевле,
и всякимъ людямъ отъ выемокъ и отъ разоренья свободнее, а что кабацкiе избы, где всякое безчинiе и смрадъ
былъ, а ныне въ техъ местахъ устроены обиталища убогимъ, а те избы всякаго благочинiя исполнены".
Нащокин был во Пскове с марта 1665 по октябрь 1666 года, когда его сменил Хованский,
враг всяких нововведений. Этим воспользовались лучшие люди, подали ему челобитную о нововведенных порядках,
в следствие чего Хованский и написал царю, что "ныне во Пскове учинены вновь шинки, и въ техъ шинкахъ пьютъ
безвременно, и отъ того смотреть добраго опричь всякаго дурна не изъ чего, и что казне великаго государя питейной прибыли
перед прежнимъ сборомъ будетъ недоборъ большой, а прежнiй де окладъ 9000 рублей, а ныне на откупъ даютъ
6000 рублей, а чаетъ де сберетца и 7000 рублей, а шингари де въ два месяца, на сентябрь да на октябрь, принесли
только 600 рублевъ, а того де сберетца на год 3600 рублевъ, и как темъ шингарямъ питейная прибыль отдана
на веру ли, или на откупъ, того в отписке имянно не отписано". Поэтому он просил шинки отставить, и быть
по-прежнему кабакам по старым местам, и отдать их на откуп, а если откупщиков не найдется, то сбирать
на веру лучшим людям...
К этому прибавлен был донос на Нащокина: "и въ челобитной, государь, писано слагательно,
некто писалъ умной человекъ, а мужикамъ было такъ не сложить, а многiе, государь, статьи въ ней писаны къ нынешнимъ
волямъ, что было заведено не деломъ, безъ твоего государева указу, отъ своихъ вымысловъ, а будто въ
нынешнемъ 1666 году присланы изъ съезжей избы памяти, питейной промыслъ отставить и быть кабаку въ одномъ
месте, а то солгано, - кабаку быть не въ одномъ месте, а где прежде бывали. И посадскiе, государь, лучшiе люди,
и сказки за своими руками многiе дали, что они отъ техъ шинковъ разорились".
Откупщик нашелся, Кузьма Андреев Солодовников, и заплатил за
месяц более чем вдвое против той прибыли, какую казна получила от продажи. Узнав про это Нащокин, и
написал царю: "Указано всякимъ деламъ быть по-прежнему, и разоренъ, государь, советъ божiихъ и твоихъ
великаго государя людей, а пущены во вражду и разоренье, въ чемъ прежъ всего разорены напрасно".
Но Хованского скоро сменил Великого-Гагин, и при нем вольные питейные промышленники,
Давид Бахарев с товарищами, прислали в Москву челобитную, в которой объявили, что выборные люди, Семен
Меншиков с товарищами, дружа друг другу, и видя, что будет казне великого государя сбор большой,
питейную прибыль отдали на откуп товарищу своему, выборному человеку Кузьме Андрееву, заводом, и,
забыв страх божий и крестное целование, назвали наши оброчные дома шинками. Пришла и другая жалоба в Москву
на откупщика Кузьму Андреева и его приятелей, которые устроили ему откуп, что откупная сумма очень мала, и что,
несмотря на то, откупщик и товарищи его, лучшие люди, притесняют маломочных людей, не дают им приготовлять
у себя хмельных напитков в известных, определенных законом случаях, корыстуются с кабаков, привозят товары,
прокрадывая. Челобитная была принята во внимание, и пришел с Москвы указ, чтобы выборные Меншиков с товарищами, за то,
что маломочным людям не помогали, а решали дела без городового и мирского ведома, платили бы в год за кабаки 9366
рублей.
Но осенью 1668 года пришла новая челобитная от земского старосты Котятникова и всех
псковичей, чтобы от кабацких продаж была учинена полная свобода, как в Смоленске. Лучшим людям в Москве
мирволили, и челобитчикам было отказано. Царь не знал, что и делать, и спрашивал совета у Нащокина:
"какъ тому кабацкому сбору пристойно быть, и доимочныя деньги на комъ взять, чтобъ кабацкая прибыль напрасно
не пропала, а людей бы не ожесточить". Нащокин счел нужным объяснить ему все дело.
"Въ 1668 году", - говорил он, "я устроилъ Псковское государство съ
примера стороннихъ чужихъ земель къ великой прибыли твоей государевой казне и Псковскому государству къ полноте
и расширенiю; я сделалъ это, ни на что не прельщаясь, только видя вашу государскую премногую милость, исполняя
свой долгъ, и надеясь получить отпущенiе греховъ в будущемъ веке. Но мое дело, государь, возненавижено
немилосердными людьми, приказною мздою. Отказали Стеньке Котятникову въ питейныхъ сборахъ, но думные за чемъ забыли
мою вину: я и въ Смоленске то же самое сделалъ! А Псковъ важнее Смоленска, лежитъ на рубеже двухъ чужихъ
земель; жители въ городе и уездах пришли въ последнюю нищету, и безъ такого устава помочь имъ нечемъ.
Всячески приводя въ согласiе людей божiихъ и государевыхъ, я наговаривалъ и писалъ во Пскове, и ко
мне изо Пскова писалъ дьякъ Мина Гробовъ, что усердно радеетъ, какъ бы прекратить разделенiе между
псковичами, и на комъ довелось кабацкую недоимку доправить, то у нихъ уже решено, - решено
и то, чему во Пскове быть прочнее. Надеясь на твою государскую милость, я въ Смоленске твоим
указомъ примеръ учинилъ; товарищи мои, думные дьяки, это знали, и если, государь, въ Смоленске въ
питейномъ доме зла не сделалось, и какъ теперь тамъ дело идетъ въ посольскомъ приказе известно, то
во Пскове было бы гораздо больше прибыли чемъ в Смоленске".
Царь решился спросить всех жителей Пскова, чего они хотят, и что выгоднее для казны,
питейные дома (шинки, вольные дома) или кабаки.
Архимандрит Арсений, как святую понагию носить, во
всякой правде сказал, и архимандрит, игумны и строители, игуменьи и строительницы подтвердили, что
"питейнымъ домамъ быть нельзя", потому что народ не обогатится, а пьянство будет большое. Из
крестьян, одни сказали, что "питейнымъ домам можно быть по-прежнему, а кабакамъ быть непристойно";
другие же 670 крестьян, вместе с дворянами, казаками, стрельцами, пушкарями и воротниками,
которых всего было 2115 человек, сказали, что "они не знаютъ". Стали вызывать откупщиков, но
откупщиков не нашлось (Доп. А.И. V. 1-47. Сол. Ист. Росс. XIII, 118). Нащокин долго еще боролся
с московскою приказной мздой, потакавшей кабацким откупам. "На Москве", - писал он к царю, "не
радятъ о государственныхъ делахъ, - эй дурно! - Царь, думные дядьки занимаются хитростями и
кружечными делами!" Но, видя потом, что это "дурно" неисправимо, и идет все шире и дальше,
честный гражданин вдруг оставил свет, и удалился в монастырь Саввы Крынецкого, в 20 верстах
от Пскова. Слова Крижанича и Ордына-Нащокина погибли, не оставив никакого следа: кабаки и
кабацкая жизнь распространялись по всем углам русской земли...