МОСКВА: ПОЯВЛЕНИЕ КАБАКА ОКОЛО 1555 ГОДА
КОРЧЕМСТВО СТАНОВИТСЯ КОНТРАБАНДОЙ
Киевские князья ищут простора своей деятельности в дремучих лесах северо-востока...
За князьями двигается народ, несет с собой киевский эпос, создает себе новый Киев - Владимир, строит в нем киевские
церкви, киевские золотые ворота, украшает новые места дорогими именами киевских урочищ, как например, "Печерскiй
монастырь", "река Лыбедь" и т.д.; но отросток южной жизни выростает на чужой почве иным деревом... Князья,
переселявшиеся на север, первым делом считали закрывать "веча" и "избивать вечнековъ" (Никон. III, 104).
Жизнь,
заложенная на северо-востоке, всецело сказалась в Москве...
Когда Киев и Новгород считали свою историю рядом столетий, Москвы еще не было,
на месте Москвы жила Чудь; но впоследствии поселилось здесь русское племя, которое окрепло среди жесточайших невзгод
и стало потом центром всего русского мира... Возникновение Москвы, получившей свое имя от финского названия Моск-ва, т.е.
мутная река, по наивному замечанию летописца, совершилось так: "дiа-волъ вложи въ сердце княземъ Татарскимъ,
сводиша братью, ркуще великому князю Юрью Давидовичу, оже ты даси выходъ больше князя Михаила Тверского, а мы тебе
княженiе великое дадимъ" (Арц. III, 222; Древняя Русь, стр.67-69).
Побратавшись с Татарами, "въ тени этого антинацiонального развитiя"
(Буслаев, Лет. Русс. Лит. IV, 13), Москва начинает собирать около себя области новгородскую,
псковскую, тверскую, рязанскую, пермскую, киевскую...
И здесь-то, в Москве, оторванной от южной Руси, возникает и крепнет "московская" жизнь. С XV столетия,
когда все другие славянские народности оживают, когда у Поляков, Хорватов, Хорутан, Сербов (лазарица) и в южной Руси
начинает зарождаться народная литература, - в Москве открывается период оконча-тельного упадка русской народности.
К половине XVI века все уже было кончено. В двадцать каких-нибудь лет, от 1592 до 1611 года, невидимо выросло
жестокое крепостное право. Не вчера началось так де-латься, говорит неподкупная народная память, - началось это
с началом каменной Москвы:
- В старые годы, прежние,
- При зачине каменной Москвы,
- Зачинался тут и грозный царь,
- Грозный царь Иван сударь Васильевич
Грамотность, просвещение, словесность, искусства, добрые международные
отношения, возникшие некогда в Киеве (XII век), - в Москве погибли. К московской жизни вполне можно было приложить
известные слова Геннадия: "земля, господине, такова, не можемъ добыти, кто бы гораздъ грамоте!"
Стоглавый собор
1551 года, по поводу всеобщей безграмотности московского духовенства (учиться им негде!) с сожалением
вспоминал о прежнем времени: "а преже сего училища бывали въ россiйскомъ царствiи на Москве и в Великомъ
Новеграде, и по инымъ градомъ многiе грамоте писати и пети и чести учили, потому тогда и грамоте гораздыхъ много было.
Но писцы и певцы и четцы славны были по всей земли и до днесь" (Стогл. 92).
"Руссская правда", улетев на небеса, сменилась в Москве "Шемякинымъ судомъ" и "московскою
волокитой". Мужи, княжеские думцы, перейдя в "поместцыковъ" (с 1499 года), писались теперь холопами, а свое
старинное имя мужей отдали всему народу, получившему имя "мужиковъ"...
До сих пор замечание Карамзина о явных следах татарщины в характере русского
населения, в обычаях и языке (Кар. V, пр. 401) стояло одиноко, и мало того, наука даже отвергала возможность всякого (дурного)
влияния татар... Но исследования памятников истории и языка, совершенные преимущественно трудами русской Академии наук,
и затем некоторыми другими учеными (Вельяминова-Зернова Исследование о Касимов. Царях;
Хартахай, Истор. Судьба Крымских татар;
Савваитов. Описание старинных царских утварей, Muchlinski, Zrodloslownik, и т.д.),
и, кроме ученых исследований, опыт жизни, и достаточное развитие самопознания успели уже бросить свет на элементы, вошедшие
в состав московской жизни. Стоит проследить день за днем возникновение и историческое развитие народных учреждений, как мы
пытаемся сделать это на кабаке, и тогда откроется, что татарщина сказалась у нас не в одном лишь случайном и легком
заимствовании некоторых татарских слов, но и в заимствовании некоторой доли самой татарщины; что эти заимствованные слова
были полным выражением того зверства диких татарских орд, которым сменилась правда, выработанная народом.
Татарщина откроется, когда история расскажет нам смену древней русской одежды на ту татарскую,
которая покрывала наших предков с головы до ног: "башмакъ, азямъ, армякъ, зипунъ, чедыш, кафтан, учкуръ, шлыкъ,
башлыкъ, колпакъ, клобукъ, тафтья, темляк" и т. д.; когда увидим, как "^правда по закону святу" вытесняется битьем
и ругательствами, унаследованными от Татар, и живущими доселе в словах, нам уже близких и родных:
"дуракъ, кулакъ, кулачное право, кандалы (кайданы), катъ (палачъ), катувать, катать, бузовать, башка, карга" и т. д.,
когда узнаем, как в русские обычаи входят: "казна, казначей, караулъ, сундукъ, сарай, ямъ", откуда ямщик, "харчъ",
откуда харчевня; обращение "права" в "правежъ", заимствованный от татар; установление "тархан, ярлыковъ, чиновъ,
чиновниковъ [9], тамги", откуда таможня, и, наконец, "кабака", сменившего корчму.
Шевырев нашел, что от той же татарщины произошла даже известная господская игра, называемая "ералашъ"
(Шев. Ист. Рус. Слов. III, 301).
Ошибкой было бы, если бы мы все влияние монгольского востока ограничили
одним лишь временем татарского ига. Влияние это началось в незапамятной старине, и продолжалось течение всего периода
жестокой борьбы русского племени с дикими ордами, напиравшими с востока. В это время вошли в русскую жизнь "кнутъ" -
орудие казни, и "ура", что у Монголов значит - бей, колоти, а у нас возглас народной радости. Затем наступило
татарское иго. Не будем распространяться о насилиях и жестокостях Татар, на которые плакался Серапион, и о которых
дошли до нас и предания, и свидетельства памятников. В летописи под 1262 год записано: "в лето 6770 бысть вечье на
бесермены по всемъ градомъ русскимъ, и побиша татар везде, не терпяще насилия отъ нихъ, занеже умножишася
татаровъ во всехъ градехъ русскихъ, ясащики живуще не выходя. Тогда жъ и Зосиму убиша злаго преступника въ Ярославле;
а на Устюзе городе тогда былъ ясащикъ Буга богатырь, и взялъ у некоего крестьянина дшерь девицу насилiемъ за ясакъ
на постелю" (Летоп. содерж. Росс. Ист. 70).
Новые волны насилия и жестокостей нахлынули на Русскую Землю в XVI веке,
с нашествием казанских, астраханских (Естер-хан) и сибирских царей, цариц и царевн, князей, князьков и царевичей,
которые предложив свою услугу московскому царству (Ник. под. 1480, 1503, 1547 гг. и т.д.) и поженившись на русских
боярышнях, сделались "оберегателями" Русской Земли, получили во владение города (Касимов, Звени-город, Каширу,
Серпухов, Хотунь, Юрьев), множество сел и деревень, и один из них, Семион Бекбулатович, был даже великим
князем всея Руси (Русс. Вивл. I, 201), а другой, Годунов, - цареубийцей и царем.
Некрещенные мурзы безнаказанно владели крестьянами, и только два века спустя после, так назы-ваемого,
освобождения от татар, в 1682 году их заставили креститься. Перед татарщиной отступал даже обычай церкви.
Бояре, приходя в церковь, стояли в татарских тафьях, и собор 1551 года по поводу вошедших в жизнь
"преданiй проклятаго и безбожнаго Махмета", указывал, что "священныя правила возбраняютъ и не повелеваютъ
провославнымъ поганских обычаевъ вводити" (Стоглав. 123). Ясные следы злого
татарского влияния проявились особенно тотчас же после взятия Казани: "и то прiиде грехъ ради нашихъ Богъ
милосердiе свое показалъ надъ Казанью, а въ насъ явились гордыи слова и учали мудры быть" (Лет. Нормант. 71).
В это время появился и кабак - место для продажи водки.
С XVI века на Руси делается известною водка, открытая арабами
(араб. аl-коhоl, araky, тур. raky, - водка, болг. ракия, русск. арак).
Рагез, родившийся в 860 году и бывший потом врачом большого госпиталя в Багдаде, первый указал способ приготовления
алкоголя из очищенного от негашеной извести винного спирта (Дрепер, Ист. ум. разв., I, 340). В XIII веке водка является в Европе,
и до XVI века употребляется как лекарство или эссенция, и продается по аптекам (Schuttze 126). В 1330 году она известна в южной
Гер-мании, в 1460 году в Швеции, в конце XVI века (1398) от генуэзцев, торговавших с Переяславом и Ромном, переходит
в южную Русь (Успен. Древн. 76), и затем в первой половине XVI века распространяется по всему северо-востоку
[10].
Воротившись из-под Казани, Иван IV запретил в Москве продавать водку, позволив пить ее одним
лишь опричникам, и для их попоек построил на Балчуге [11] особый дом, называемый
по-татарски кабаком. У татар кабаком назывался постоялый двор, где продавались кушанья и напитки [12].
В 1545 году царское войско сожгло в Казани ханские кабаки, которые в летописи
названы "царскими": "и кабаки царевы пожгли" (Арц. II, 162). В самой Казани, во время взятия ее Грозным, стояли
"кабацкие врата", находившиеся вблизи ненышней Засыпкиной улицы (Щерб. Ист. XI, 402. Арцыб. IV, 162).
Кабак, заведенный на Балчуге, полюбился царю, и из Москвы начали предписывать наместникам областей прекращать везде торговлю
питьями, т.е. корчму, корчемство, и заводить "царевы кабаки", т.е. места продажи напитков, казенной или откупной.
С появлением кабаков явился и откуп. Пример откупной системы мог быть заимствован из Византии, где издавно императоры отдавали
напитки на откуп, или от Татар. В Крыму, при Шахан-Гирее, мы встречаем, странным образом, русского откупщика из Калуги, Хохлова
(Вест. Евр. II, 232). Первые следы откупа мы находим еще в 1240 году в Галицкой области, когда
боярин Доброслав, овладев Понизовьем, отдал Коломыю на откуп "двумъ беззаконникамъ отъ племени смердья" (П.С.Л. VII, 241).
Откуп знала и Москва. В то время, как московский царь в Новгороде "вечо сказилъ", то наместники его
секли народ, грабили дома, или брали откуп (Мух. Сб. 46). И вот стали писать по городам,
чтоб заводили кабаки. В книге сошного письма 1579 года сказано: "въ Усольи на посаде держати наместнику кабакъ, а
на кабаке вино, мед и пиво" (Кар. IX пр. 816).
"А въ Чердыне на посаде держать наместнику кабак, а на кабаке держать на продажу вино,
мед и пиво" (Пут. в Черд. и Солик. 191,193).
Мы знаем, что у греков и римлян, у германцев и даже у татар, - везде питейные дома
были в то же время и съестными домами. Такова была и древнеславянская корчма, где народ кормился. Теперь на Руси возникают
дома, где можно только пить, а есть нельзя. Чудовищное появление таких питейных домов отзывается на всей последующей истории народа...